Евгений Крушельницкий - Как ломали замок границы

Чтобы не голодать, Иван с братом организовали «бродячий цирк», разъезжая по сёлам. Устраивали силовые представления, борцовские и боксёрские поединки. Выступали даже с легендарным Иваном Поддубным. Плату брали продовольствием.

В нэповские времена Иван с семьёй переехал в Москву. Занимался спортивной журналистикой, писал книги на эту тему. Жил на главной улице столицы — на Тверской. Правда, в коммуналке, где на восемь семей приходилось семь комнат, и потому ванная тоже была заселена. Солоневичам «повезло» — Бориса сослали на Соловки, и его комната освободилась. Дело в том, что ещё с ранних лет Борис участвовал в международном скаутском движении. Дети вместе со взрослыми играли в разведчиков, а попутно приобретали много ценных навыков, стараясь быть полезными и людям, и природе.

Большевики объявили скаутинг реакционным, буржуазным явлением и придумали пионерское движение, где кое-что взяли от скаутов, однако главным стало уже другое: быть готовым к борьбе за дело коммунистической партии. Вот за это своё прежнее увлечение Борис и получил восемь лет Соловков, но вскоре из-за болезни лагерь заменили ссылкой.

Властям было наплевать было не только на сочувствие масс, но и на сами массы. Голодомор начала 1930-х с миллионами погибших приближался, и мысль о побеге не оставляла семью. Жена Ивана Лукьяновича Тамара оформила фиктивный развод, вышла замуж за немца, тоже фиктивно, и уехала в Германию уже всерьёз. Что ж, на войне, пусть даже с собственными властями, обмана нет, а есть военная хитрость. Вот и приходилось хитрить.

Между тем, Иван основательно готовился к побегу. Во время журналистских командировок побывал в нескольких приграничных районах. Вариант с персидской границей вскоре отпал: семья такой маршрут пройти бы не смогла. А в сентябре 1932-го попытались бежать через Карелию целой группой: отец с сыном и брат с женой. «Туристы-охотники» рассчитывали добраться за неделю, но оптимистический прогноз московского метеобюро подвёл: внезапно похолодало, начались дожди. Мало того, что заблудились, попав в зону магнитной аномалии, так ещё и Иван, несмотря на завидное здоровье, заболел. Побег отложили до весны, но снова не повезло — у сына аппендицит.

Осенью сорвётся и третья попытка, на этот раз — с серьёзными последствиями. Группа стала обрастать друзьями и подругами, не всегда проверенными. И вот одна из подруг привела с собой ещё и любовника, который по совместительству служил чекистам под кличкой Прицельный. Дальше всё шло уже по чужому плану. В поезде Москва — Мурманск их вагон оказался последним, места — в разных купе, причём пересаживаться проводник запретил. А попутчики — все 36 бойцов невидимого фронта — были готовы скрутить этих спортсменов, мастеров джиу-джитсу. И скрутили. В итоге вагон отцепили, поезд с ничего не заметившими пассажирами отправился дальше, а неудачливые беглецы остались в Ленинграде, в доме предварительного заключения на Шпалерной. И опять им повезло: до расстрельной статьи за такие дела оставалось меньше года. Братьям дали по 8 лет, а Юре, по малолетству, всего трёшку.

Если на Соловках многие не знали, за что сидят, то Солоневичи — знали. И по-прежнему не оставляли уже полупризрачные мысли о побеге.

Борис работал по специальности — врачом, а Ивану очень помогли известность и прежние связи. Так он попал в лагерное спортивное общество (было и такое), а когда замаячила перспектива отправки на дальний участок, предложил начальству провести «вселагерную олимпиаду», обещая всё организовать. Успех сулил не только статьи в газетах, но и ордена чекистам — мастерам «перековки». Идея понравилась, руководство горячо поддержало.

Началась активная работа. Иван Лукьянович оформляет командировки для себя и сына. Борис должен был бежать в тот же день — в полдень 28 июля 1934 года, из другого места, из Лодейного Поля, столицы Свирьлага.

За несколько дней до побега газета «Правда» напечатала постановление Совнаркома: за попытку побега за границу — расстрел. На это Солоневич-старший заметил: «Не меняет положения», а младший презрительно пожал плечами…

С разницей в три часа отец и сын покинули лагерь и встретились в условленном месте. Конечно, это не была спокойная прогулка. О чём только не подумал Иван Лукьянович, когда с тяжёлым рюкзаком, рассчитанным совсем не на командировку, встретил на дороге красноармейский патруль… На этот раз все неожиданности (а долгая дорога по болотам и бездорожью была ими полна) щадили беглецов: пули пограничников в них не попали, собака потеряла след, случайный встречный поверил складной выдумке и не поспешил с доносом. Вот и тут патрульные узнали спортивного активиста, прежде чем автор пособия для НКВД «Самооборона и нападение без оружия» пустил в ход свои навыки.

Им повезло: на шестнадцатый день отец и сын стояли на финской земле. В домике, к которому они вышли, их радушно встретили и проводили к пограничникам. Вскоре выяснилось, что брат был уже в Финляндии. Он пришёл на два дня раньше, едва не утонув в карельском болоте.

Несмотря на доброжелательных людей, жизнь в стране для эмигрантов была непростой. Двойной успешный побег навёл финскую полицию на размышления, что беглецы — всего лишь агенты НКВД. Русский общевоинский союз, созданный бароном Врангелем, который объединял участников Белого движения и их единомышленников, тоже присматривался к Солоневичам с подозрением. Только у агентуры НКВД, которыми кишело зарубежье, вместо сомнений было искреннее желание уничтожить всех троих.

В эмиграции Солоневич пытался рассказать местной благодушной публике — прежде всего русской эмиграции — о той России, из которой бежал. Там задавали тон отставные политики вроде Павла Милюкова. Тот в своё время возглавлял партию кадетов, был министром иностранных дел во Временном правительстве и в конце концов благополучно осел в Париже. А в 1936 году выдал оптимистический прогноз, что-де советская власть эволюционирует в лучшую сторону и призвал эмигрантскую молодёжь вернуться на родину. Горе-политику не приходило в голову, что он зовёт людей на смерть. В ответ Солоневич, по его словам, «устроил скандал неприличного размера»: «Я основал свою газету. Я опубликовал в ней личное письмо П. Милюкову. Я выражался так, как в приличной прессе выражаться не принято и не было принято. Но я спас эту молодежь от возвращения в Россию и от отправки на Соловки».

Начал печатать в газете свой главный труд «Россию в концлагере». Его голос из Финляндии слышался плохо, но европейские державы пускать к себе смутьяна не хотели. Ведь в те времена ещё очень многие «шагали не в ногу» с Солоневичем — от советских и европейских руководителей до обывателей по обе стороны границы. В лучшем случае — просто травили, в худшем — пытались убить. С трудом перебрался в Болгарию. И вот однажды на его адрес пришла посылка. Секретарь взялся открывать, жена Солоневича Тамара стояла рядом. Посылка взорвалась, оба погибли.