Джейн Биркин - Дневник обезьянки (1957-1982)

Ужинали в «Захере» с Луи, Одиль и Наной. Потом я помчалась на кладбище Центральфридхоф посмотреть на могилы музыкантов. Здесь похоронены Брамс, Бетховен, Штраус. На могиле последнего воздвигнута очень необычная статуя. Еще более странная статуя на могиле Гуго Вольфа: видишь перед собой то ли блаженного, то ли полусумасшедшего… Я настояла, чтобы по пути в аэропорт мы заехали на ярмарку и посмотрели на колесо обозрения, построенное Кэролом. Мы с Сержем его сфотографировали. Как все это странно: колесо на месте, а Кэрола уже нет. Мы перешлем фотографии Пемпи.

Смерть Наны, бультерьера Сержа

В субботу умерла бедняжка Нана. Я и подумать не могла, что буду так горевать, не видя рядом этой глупой прожорливой морды. В каждой комнате, в каждом углу зияет пустота. Ее толстая белая тушка постоянно крутилась под ногами; ты то об нее спотыкаешься, то нагибаешься ее погладить, а она увертывается. Теперь она увернулась навсегда. Я вспоминаю ее и плачу, но что толку плакать? Ей было всего пять с половиной лет. Мы даже не помогли ей умереть. Как она могла уйти от нас вот так, без предупреждения? Почему мы всегда слишком поздно понимаем, что такое любовь? Почему все всегда кончается смертью? Вернись, прошу тебя. Бедный малыш, что с тобой было не так? Почему я не догадалась, что тебе плохо? Почему я ничего не видела?

20 мая, отъезд с Чейн-Роу

Джон Барри перестал оплачивать аренду дома на Чейн-Роу, а поскольку после нашего развода он не давал мне ни гроша на воспитание Кейт, то этот дом стал для меня последним связующим звеном между мной и прошлым. Судья доказал, что я живу в Париже с Сержем, и потребовал в кратчайшие сроки освободить дом. В противном случае от меня могли потребовать, чтобы я вернула его в том же состоянии, в каком он находился во времена предпоследнего арендатора, то есть 20 лет тому назад. Я так перепугалась, что, даже ни с кем не посоветовавшись, принялась быстро собирать вещи.

Навсегда прощаюсь с Чейн-Роу. Навожу порядок в детской. Выбрасываю детали пазлов, кукол с оторванными ногами, сломанные игрушки. Комната выглядит как после авианалета. Старые рождественские елочки, гирлянды, серебряные шары… Я не удержалась и заплакала. Разумеется, я должна отсюда уехать, это самый разумный выход, да другого выбора у меня и нет, но боль накатила слишком неожиданно. Список литературных новинок за последние десять лет, воспоминания о рождественских праздниках, пережитых здесь радостях… Всему этому приходит конец. Я сама себя чувствую персонажем литературы. Звонят церковные колокола, но их звон меня больше не касается; мимо идут по залитой солнцем улице люди, а я прощаюсь с жизнью, которая больше никогда не будет прежней: дом, воспоминания, солнце, Эндрю в подвале, мама и папа на той стороне улицы – все навсегда остается в прошлом. Линда вчера вышла замуж; Эндрю купил себе квартиру, а я живу в Париже. У мамы с папой меня всегда ждет моя комната, но все теперь по-другому. Я приезжала сюда редко, только на Рождество и иногда на каникулы, но я знала, что у меня есть на земле любимое место, любимое убежище. Скоро здесь отключат телефон. Номер FLA 6078 перестанет быть моим. Мне больше не придется раздражаться на детей, которые топочут в комнате у меня над головой; не придется варить Эндрю кофе; не придется перебегать через дорогу, чтобы поздороваться с мамой и папой. Такое чувство, что в один миг исчезает целый кусок моего прошлого. Скоро начнут бледнеть и стираться мои воспоминания; еще неделя – и все будет кончено. Если у человека болит отрезанная нога, это ужасно, но как мне убедить себя, что я должна сама себе отрезать здоровую ногу? Это примерно то же, что похоронить человека. Что может быть хуже смерти? Смерть – это конец, и никакое время не в силах смягчить боль утраты. И такое происходит все чаще и чаще. Тебя отрывают от твоих корней. Это нормально. Но, Боже мой, как же это больно.

Август, Довиль, 14 часов

Позавчера Кейт проявила чудеса храбрости. Мы – Кейт, Шарлотта и я – были на пляже в Вилье-сюр-Мер, близ Кабура. Я высмотрела кусочек пустынного пляжа подальше от толпы, и мы двинулись туда мимо двух старых дотов, упавших со скалы. Кейт сказала мне, что заметила двух парней, которые странно смотрели на Шарлотту, и она даже велела ей отойти от них подальше. Я оглянулась и увидела за камнями двух парней лет двадцати и с ними двух девиц. Они устроились довольно близко от нас, хотя в их распоряжении был большой кусок пустого пляжа. Но я решила, что это мои очередные любопытные поклонники, и сказала девочкам, чтобы не обращали на них внимания. Кейт попросила разрешения искупаться. Было холодновато, но только что выглянуло солнце, поэтому я согласилась и стала натягивать купальник – Кейт держала полотенце, которым я обернулась. Мы пошли в воду, но я время от времени посматривала на берег, где осталась моя корзина, а в ней – все наши вещи. Но потом мне это надоело, и я решила спокойно поплавать. На всякий случай я сказала Кейт: «Посматривай за нашими вещами». Вдруг Кейт завопила: «Грабят!» – и бросилась к берегу. И правда, по пляжу удирали двое парней… Мы с Шарлоттой тоже выбрались из воды и обнаружили, что моя корзина исчезла. Я велела Шарлотте сидеть на месте, а сама побежала догонять парней. Кейт уже летела впереди меня, да так быстро, что почти настигла одного из парней, белобрысого. Я добежала до парковки. О, ужас, ни одного полицейского, который хлопал бы по спине Кейт и вручал ей Victoria Cross [175] Крест Виктории – высшая британская военная награда за героизм, проявленный в боевой обстановке. – Прим. пер. . Хуже того – ни следа самой Кейт. Вокруг меня начала собираться толпа. Я рыдала. Но тут кто-то спросил: «А это не она?» Я обернулась и увидела свою дочь, которая радостно махала мне рукой. Она сказала, что корзина у Шарлотты. Мы вернулись к ней; она сидела вся в слезах из-за того, что мы бросили ее одну на пляже. Но какова Кейт! С такой смелостью броситься догонять злоумышленников! Надеюсь, в будущем ей никогда не придется проявлять подобную отвагу!

Час ночи

Писала в дневник до трех часов ночи. Мы все подготовили к приезду Эндрю, но в 15 часов он позвонил и сказал: «Катастрофа! Я не смогу выбраться раньше вторника». Ему надо было закончить статью о Дж. М. Барри для Sunday Times . Кейт расплакалась от досады, да и мне хотелось разреветься. Мы так его ждали! И так расстроились!

Две недели назад произошел неприятный случай с Шарлоттой. У нас гостили дочери Габриэль – Эмма и Люси. Еще были мать Сержа, мои папа и мама и Линда, – одним словом, полный дом народу. Я отвела девочек в бассейн Довиля, а когда после чая пришла их забрать, они рассказали мне, что Шарлотта ударилась головой о бортик бассейна. Мы помчались в аптеку. Аптекарша посмотрела на Шарлотту и сказала, что есть опасность внутричерепной травмы и лучше всего отвезти ребенка в больницу. Мы несколько часов просидели в очереди на рентген. Я не знала, что предпринять: Кейт хотела остаться и ждать вместе со мной, но с нами была Люси. Вдруг Шарлотта побледнела. Я попросила Эмму сходить позвонить в ресторан и предупредить Сержа. Он примчался. На нем лица не было, так он встревожился. Наконец вынесли снимки, но как раз в эту минуту Шарлотту начало рвать. Интерн посоветовал нам оставить ее в больнице до утра. Я сказала, что хочу остаться с ней. Мы расцеловались с Сержем и девочками, они пожелали нам спокойной ночи и ушли. Через какое-то время Шарлотта, которая успела прийти в себя, сказала, что хочет посмотреть телевизор. Чтобы его включить, надо было опустить несколько монет, а у меня оказался с собой всего один франк. Тогда мы стали играть в «морской бой». Шарлотта выиграла у меня три раза подряд. Она всегда выигрывает в карты и в любые другие игры, где требуются мозги. Мы славно провели время, а утром, собираясь уходить, тщательно проверили, не забыли ли чего, как будто покидали не больничную палату, а номер в «Хилтоне»!