Ричард Пайпс - Я жил [Мемуары непримкнувшего]

Я провел неделю в Тбилиси, наблюдая за президентскими выборами, на которых победил Звиад Гамсахурдиа, поэт и бывший диссидент. Я встречался приватно с Гамсахурдия как до, так и после его победы на выборах. Мне он показался ужасно стеснительным, потому что никогда не смотрел собеседнику в глаза, и произвел впечатление человека, находившегося в глубокой депрессии. Он спросил, что он должен делать, чтобы добиться расположения Вашингтона, который при Буше и Бейкере нарочито пренебрежительно относился к нему. Я предложил проводить последовательную демократическую политику. Он ответил, что уже делает это. И, словно защищаясь, обратил мое внимание на протестующих, пикетировавших вход в президентскую резиденцию. «Станет ли президент Буш терпеть подобные протесты перед Белым домом?» — спросил он. Этот вопрос показывал, насколько он был наивен в политике. Я присутствовал на банкете в честь его победы, но победа оказалась кратковременной. В январе 1992 года при обстоятельствах, которые остаются неясными до сих пор, Гамсахурдиа был свергнут и вынужден бежать. Два года спустя его нашли мертвым: он стал жертвой или самоубийства, или, что более вероятно, убийства.

Летом 1997 года грузинский архив был возвращен в Тбилиси — столицу независимой Грузии. Я посетил Грузию вскоре после этого и был целую неделю гостем правительства, которое назначило меня почетным консулом, а также почетным гражданином Грузии. Эти знаки почета я получил от преемника Гамсахурдиа Эдуарда Шеварднадзе.

Ночью с 18 на 19 августа 1991 года меня разбудил телефонный звонок из агентства новостей. Мне сообщали о каких — то необычных событиях в Советском Союзе, включая, если верить слухам, арест Горбачева. Было неясно, что все это означало. Ситуация прояснилась на следующий день, когда мы узнали, что в Москве произошел путч и объявлено чрезвычайное положение. Горбачев содержался под домашним арестом в Крыму. Такой ход событий меня не удивил. В ноябре предыдущего года для страницы мнений в «Нью — Йорк тайме» я написал статью, в которой предсказывал вероятность путча военных [62]. Но та быстрота, с которой путч провалился, застала нас всех врасплох. Такой исход стал возможен благодаря мужеству единственного человека — Бориса Ельцина.

В то утро мне позвонили из «Нью — Йорк тайме» и попросили написать статью о происходящих событиях. Я отослал ее через несколько часов, и она появилась на следующий день — 20 августа. В этой статье я предсказал конец политической карьеры Горбачева. На самом деле он занимал свою должность еще четыре месяца и ушел в отставку в Рождество, но после августа власть де — факто перешла в руки Ельцина.

В декабре 1991 года Советский Союз раскололся на составляющие его республики: события 1917–1918 годов повторялись. Как бы ни казались эти события неизбежными, они развивались, как нам сейчас известно, по случайному сценарию [63].

В конце 1991 года лидеры России, Украины и Белоруссии пришли к выводу, что Союз ССР существует только на бумаге. Грузия провозгласила независимость в апреле 1991 года, Азербайджан и три прибалтийские республики — в августе, а в Украине 1 декабря состоялся референдум, в ходе которого 90,6 процента населения высказалось за независимость. Для Советского Союза, где политические символы часто имели большее значение, чем реальность, все это означало, что на деле он прекратил свое существование. И перед лидерами Союза стояла проблема, как оформить юридически этот факт, чтобы предотвратить гражданскую войну, которая раздирала на части Югославию. Горбачев предложил конфедеративное устройство, но это предложение было отвергнуто, потому что при внимательном рассмотрении оно отличалось от предыдущего унитарного государства только названием. Тогда Ельцин, Президент Украины Леонид Кравчук и Станислав Шушке- вич согласились встретиться в Белоруссии, в уединении Беловежской Пущи без Горбачева, чтобы решить проблему. Они исходили из того, что Союз умер. После длительной дискуссии между собой и с помощью экспертов — юристов они провозгласили роспуск Советского Союза и предоставили полный суверенитет всем входящим в него республикам [64]. В результате с карты мира исчез не только Советский Союз, но вместе с ним и старая Российская империя. Четыре столетия экспансии были перечеркнуты, и Россия вернулась к границам приблизительно 1600 года.

Такой ход событий был неожиданным и недоступным пониманию на Западе, если учесть, что еще в августе 1991 года во время визита в Киев президент Буш предостерег украинцев от стремления к независимости! В Соединенных Штатах сложилась традиция не поддерживать сепаратизм среди нерусских народов СССР из — за опасения анархии, гражданской войны и того, что ядерное оружие может попасть не в те руки. Но действительность взяла верх, и со временем официальный Вашингтон пришел к выводу, что распад Российской империи был положительным фактором.

Советологическое сообщество было потрясено крахом коммунизма и распадом советской империи, потому что оно упорно придерживалось мнения, что, какие бы трудности ни возникали, советский режим обладал как волей, так и средствами, чтобы их преодолеть. Попытки советологов предвидеть будущее потерпели провал не потому, что они прилагали мало усилий, а из — за их полной некомпетентности. Они изучали свой предмет как естествоиспытатели, игнорируя все невещественное, прежде всего традиции и культуру страны с тысячелетней историей. Они выросли в странах, где законы соблюдаются, а собственность уважается, и не могли взять в толк, что есть общества, где ничего этого нет. Этим людям не хватало воображения, и они придавали всем непонятным явлениям черты, знакомые им самим, и оправдывали свои действия ссылками на всякие псевдонаучные социальные «модели». Сознательно подавляя эмоции, они не испытывали сострадания к жертвам коммунистического эксперимента, подтверждая тем самым слова Олдоса Хаксли: «Нельзя понять то, чего не испытал» [9]. Эти люди заявляли, что они ученые, но они никогда не удосуживались сверять свои теории с фактами, и даже когда события 1991 года доказали, что их анализ оказался неправильным, не попытались разобраться в причинах просчета, чтобы избежать повторения своих ошибок. Закрыв уши, чтобы не слышать альтернативных мнений, они делали вид, что были незаинтересованной стороной, однако были кровно заинтересованы в том, чтобы писать о Советском Союзе как пока еще сильном и благоразумном противнике, чтобы, с одной стороны, обеспечить себя потоком грантов от правительства и фондов, а с другой — заручиться поддержкой советских властей своих исследований. Я полагаю, что никогда в истории не было потрачено такое количество денег на изучение иностранного государства с такими удручающими результатами. Тем не менее эти советологи продолжали свои псевдонаучные изыскания без всякого объяснения или извинения [65].