Алексей Шерстобитов - И киллеру за державу обидно

На вынесении приговора, происходящего через несколько дней после оглашения вердикта коллегии присяжных заседателей, вместе с Надеждой присутствовал и ее сын. После перечисленных федеральным судьей Усовым вин обвиняемых и «розданных» сроков, одиннадцатилетний юноша своей серьезностью и решительностью выглядел возмужавшим мужчиной. Взяв обессилевшую от напряжения руку матери в свою, глядя ей в глаза, полные печальной гордости от достигнутой цели, но не способной вернуть мужа, он произнес: «Мама, большое спасибо за то, что ты это сделала!». Это были те же слова, что услышала вдова одиннадцатью годами раньше, протягивая новорожденного сына его отцу, которому оставалось жить ровно один год и семнадцать дней…

Все опустошилось внутри только что разряженного от состоявшейся мести организма. Холод сгущался, поток эмоций встал, как прекращается течение реки перед внезапно закрывшейся плотиной. «Емкость» чем-то наполнялась, но чувствовалась только разряженность вакуума, навязывающиеся ощущения создавали впечатления, которые возможны при захватывании смертью живых существ — медленно и бесповоротно.

Душевность прошлого и даже настоящего, смерзаясь кристаллами безразличия, материализовывалась в офизиченную констатацию сбывшегося сумасшествия. Будущего не было совсем, как и мыслей о нем — зачем мысли, если нет в их сути необходимости?!

Все застыло, будто студнем, но страха не было, как и желания чего-либо предпринять. Время, тяжело ступая по ее потерявшемуся в тумане предстоящего бытию, тянуло за собой еле бьющееся сердце. Вслед натягивались сосуды, выворачивая наизнанку всю душу. Никогда не чувствуя подобного, Надежда, видела перед собой только один выход — прочертить границу между вчера и сегодня, забыв мучающее в прошедшем, увлекаясь новым, живым, настоящим. Но призраки, державшие крепко ее душу в своих руках, маниакальным увлечением направляли к Ческису и Пылеву. Ей захотелось большего, чем произошло сегодня!

Начавшаяся проводиться ею черта застыла на середине, сердце, вырвавшееся из «мертвой хватки», как пружина, устремилось на свое место, но утягиваемая растянутыми артериями, венами, нервными окончаниями, проскочив прежнюю ось своего расположения, ударилось о стенку, отскочило, продолжая до сих пор трепетный поиск, пока безнадежно…

Частично, как и последние десять с половиной лет, функции этого духовного органа принял на себя «становой хребет». Он был и есть с жестким сердечником, не умеющим прогибаться или кланяться обстоятельствам.

«Плотину» так и не прорвало, не открылась она и самостоятельно — теперь и всегда все, что касается жизни, перетекает через верх, и не дай Бог когда-нибудь появится в этой конструкции хотя бы мизерная течь!..

Будем надеяться, что книга поможет!

В самом начале нашей с Надеждой Юрьевной переписки, она написала, отвечая на очередное мое письмо: «…у меня иногда такое впечатление, до мурашек — что Вы (тогда мы были еще на «Вы») знаете, о чем я думаю… — так точно формулируете что-то очень глубоко спрятанное… Раз так, я напишу Вам сюда СОН. Он вошел в сборник «Жизнь после смерти» — там впечатления оставшихся жить… ничего особо знаменательного.

«Уже много лет мне снится один и тот же сон. И я перестала понимать, где я живу — в этом мире или в этом сне. По утрам с кофе и сигаретой продолжаю незаконченные диалоги. Опять что-то забыла спросить! Опять что-то забыла сказать…

Что такое сон? Наше истинное Я? Или сквозь суету этой жизни из Вечности именно во сне до мозга, сердца, души может дотянуться тот, кто так безнадежно дорог? Это пронзительная мечта — или потаенная реальность?».

Итак сон:

«…Мне снится, что я приезжаю на кладбище. Я знаю там каждый кустик и комочек равнодушной земли. И понимаю, что ТАМ — пусто… И вдруг кто-то посторонний мне говорит (каждый раз это кто-то другой, невидимый и неважный), что Тимур — дома. Как это бывает во сне — ноги не могут одолеть дороги, нет света, не работает мобильник (наши сны тоже срежиссированы в соответствии с последним словом техники), потерялись ключи от машины, заперты ворота. Ну и все в таком духе. Так страшно снова не успеть! Снова потерять!

И вот — дом. И не видя, я понимаю, что он — здесь. Слышу голос, даже чувствую знакомый запах жесткого мужского парфюма, который больше не встречала ни у кого, и боюсь идти дальше. Боюсь, потому что перед глазами проносятся все эти годы с того самого первого страшного мгновения. Что я сделала не так? Все ли сделала, как он хотел? Такими ли вырастила наших детей?

Потом мысли еще более мучительные: «А, собственно, он-то где все эти годы был?! И главное, — с кем?! Вот так легко он выдержал такой мучительно долгий срок без меня? И кто был с ним рядом?! И к Тимуру я уже захожу в комнату как ощетинившийся волк, вернее — волчица, на святость логова которой посягнули. Боюсь услышать его вопросы. Боюсь услышать его ответы… Ревность и боль разрывают раскаленными щипцами на миллионы частиц всю мою сущность! Хочется его убить, хотя это мы уже проходили…

А он просто молчит и смотрит. Так, как смотреть на меня мог только он: с нежностью, теплом, восторгом.

— Тимурище! Где ты был?!

— Я всегда был рядом, ты же знаешь.

— Нет! Ты где-то прятался! Ты от нас сбежал! Ты нас бросил! Если бы ты только знал…

— Я все знаю. Разве я мог вас бросить?! Так получилось. Прости меня. Я знаю, было тяжело. Но вы же у меня такие молодцы…

— Там, где ты был, у тебя была женщина?!

— Ты неисправима! ТАМ нет женщин.

— А кто там был с тобой рядом? Что ты ел? Что вообще делал?! Ты раньше не мог и дня провести без меня, ты звонил из ЮАР через полмира узнать, что я делаю, где я, во что я одета… Ты таскал меня с собой на военные аэродромы и заводы, в разные страны и города… А теперь ты все это уничтожил!

— Тебе это приснилось. Мы все это время были вместе. Я был рядом, когда ты учила сына ходить, на его Присяге, на Катином выпускном вечере, на похоронах твоего отца. Я был рядом, когда умер Босска, и ты выла, вырывая ему могилу. Я был рядом, когда ты спала и когда металась по дому по ночам, как раненый зверь. Я видел, как ты стоишь у окна и снова ждешь меня с работы. Я был рядом, когда ты сжималась от боли — тебе же становилось легче. Я охранял тебя от автомобильных аварий, и ты умудрилась не разбить ни одну машину. Я слушал вместе с тобой музыку, смотрел на моря и океан, на солнце и луну… Неужели ты этого не чувствовала?

— А суд? А эти допросы, показания? Эти враги?! Когда я билась как бешеный зверь в агонии?!

— Я был рядом. Я знал, что благодаря тебе мне даже мертвому они все будут завидовать.