Брайан Стивенсон - Звонок за ваш счет. История адвоката, который спасал от смертной казни тех, кому никто не верил

Разумеется, по-прежнему существовали трудности. Я не спал ночами из-за еще одного обитателя алабамской тюрьмы для смертников – человека, который явно был невиновен. Энтони Рэй Хинтон уже жил в тюрьме, когда в 1980 г. туда прибыл Уолтер Макмиллиан. Хинтон был неправомерно осужден за два ограбления с убийствами за пределами Бирмингема, после того как эксперты-криминалисты штата ошибочно заключили, что пистолет, найденный дома у его матери, использовался в этих преступлениях. Назначенный Хинтону адвокат защиты получил от суда всего 500 долларов на оплату эксперта-оружейника и собственные услуги, поэтому в качестве эксперта привлек инженера-механика, слепого на один глаз и практически не имевшего опыта дачи показаний в качестве специалиста по огнестрельному оружию.

Еще пару лет назад «почти отмену» смертной казни путем народного референдума в американском штате было бы невозможно вообразить.

Главное доказательство штата против Хинтона включало третье преступление, в котором свидетель опознал его как нападавшего. Но мы нашли полдесятка людей и записи с камер безопасности, которые демонстрировали, что Хинтон был внутри запертого склада супермаркета, работая в ночную смену в пятнадцати милях от места преступления, когда оно происходило. Мы привлекли одних из лучших экспертов в стране для перепроверки оружейной экспертизы, и они пришли к выводу, что оружие Хинтона не может соответствовать оружию убийцы. У меня были надежды, что штат заново откроет дело. Но вместо этого обвинители упорно двигали дело к казни. СМИ этой историей не заинтересовались, ссылаясь на «усталость от невиновности». «Мы уже публиковали такие материалы» – слышали мы снова и снова. Мы продолжали получать очень похожие решения от апелляционных судов, отказывавших Хинтону в освобождении, и он оставался в тюрьме смертников в ожидании казни. Вскоре этому ожиданию должно было исполниться тридцать лет. Он всегда был бодр и подбадривал меня, когда мы встречались, но я все больше отчаивался, не видя способа добиться отмены приговора.

Меня воодушевлял факт, что в масштабах страны скорость роста массового тюремного заключения наконец замедлилась. Впервые за почти сорок лет в 2011 г. население американских тюрем не выросло. В 2012 г. Соединенные Штаты впервые за десятилетия увидели снижение численности населения своих тюрем. Я в том году проводил много времени в Калифорнии, поддерживая избирательные инициативы, и приободрился, когда большинство избирателей – с большим перевесом – решило покончить с калифорнийским «законом трех ошибок», который применял обязательные приговоры к правонарушителям, совершившим ненасильственные преступления. Эта инициатива завоевала поддержку большинства в каждом из округов штата. Избиратели Калифорнии также очень близко подошли к запрету смертной казни: законопроект не добрал лишь несколько процентов нужных голосов. Еще пару лет назад «почти отмену» смертной казни путем народного референдума в американском штате было бы невозможно вообразить.

Мы сумели наконец дать старт инициативе по борьбе с предрассудками расового и имущественного характера, которую я давно мечтал начать в EJI . Много лет я хотел создать некий проект с целью изменить нашу манеру говорить о расовой истории и контекстуализировать современные расовые вопросы. Мы опубликовали календарь с тематикой расовой истории на 2013 и 2014 гг., начали работать с детьми из малоимущих семей и семьями бедняков из округов «черного пояса» на всем Юге. Мы привозили в свой офис сотни старшеклассников для проведения образовательных экскурсий и дискуссий о правах и правосудии. Кроме того, мы работали над отчетами и материалами, которые стремились углубить национальный диалог о наследии рабства, линчевания и истории расовой несправедливости в стране.

Это новое направление, связанное с вопросами расы и бедности, заряжало меня невероятной энергией. Оно тесно переплетено с нашей работой над вопросами уголовной юстиции; полагаю, очень многие из худших идей в правосудии пропитаны мифами о расовых различиях, которые до сих пор не дают нам покоя. Я считаю, что в американской истории есть четыре института {152}, которые сформировали наш подход к расе и правосудию, но остались в основном недопонятыми. Первым из них, разумеется, было рабство. За ним последовало царство террора, которое формировало жизни людей с небелым цветом кожи после коллапса Реконструкции и вплоть до Второй мировой войны. Пожилые цветные на Юге периодически подходили ко мне после выступлений, чтобы пожаловаться, какое их охватывает чувство протеста, когда они слышат, как комментаторы новостей после 11 сентября разглагольствуют о том, что мы в США имеем дело с «домашним терроризмом» впервые за всю историю.

Пожилой афроамериканец как-то раз сказал мне в сердцах:

– Заставьте их перестать так говорить! Мы иначе как в терроризме и не жили никогда. Полиция, Ку-клукс-клан, да вообще любой белый мог нас терроризировать. Нам приходилось опасаться бомб и линчеваний, расового насилия всех видов и форм.

Расовый терроризм линчевания во многих отношениях породил современную смертную казнь. Готовность Америки к «скоростным» казням была отчасти попыткой перенаправить в другое русло насильственную энергию линчевания, одновременно заверяя белых южан, будто черные все равно расплатятся по самой высокой цене.

Аренда труда приговоренных была введена в конце XIX века с целью криминализировать бывших рабов и осуждать их за бессмысленные правонарушения, чтобы освобожденных мужчин, женщин и детей можно было «сдавать в аренду» бизнесу и снова эффективно принуждать к рабскому труду. Частная промышленность во всей стране зарабатывала миллионы долларов на труде свободных осужденных, в то время как тысячи афроамериканцев умирали в чудовищных условиях труда. Эта практика повторного закабаления была настолько широко распространена в некоторых штатах, что о ней была написана книга Дугласа Блэкмона «Рабство под другим названием» ( Slavery by Another Name ), удостоенная Пулитцеровской премии. Но большинство американцев плохо осведомлены об этой практике.

В эпоху террора люди с небелым цветом кожи могли допустить сотни разных социальных проступков или случайно оскорбить кого-то, и это могло стоить им жизни. Расовый террор и постоянные угрозы, создаваемые подкрепленной насилием расовой иерархией, глубоко травмировали афроамериканцев. Варясь в этой психологической реальности, люди впитывали и создавали всевозможные искажения и трудности, которые и сегодня проявляют себя самыми разными способами.

Третий институт – «законы Джима Кроу». Это легализованная расовая сегрегация и подавление основных прав, которые определяли эру американского апартеида. Это период исторически менее отдаленный, признаваемый нашим национальным сознанием, но и его по-прежнему не очень хорошо понимают. Мне кажется, мы скоры на радость в связи с достижениями движения за гражданские права, но не торопимся признавать вред, нанесенный в эту эпоху. Мы не готовы решиться и начать процесс признания истины и примирения, в котором людям будет позволено вслух говорить о трудностях, созданных расовой сегрегацией, расовой субординацией и маргинализацией. Я родился в то время, когда клеймо расовой иерархии и «законы Джима Кроу» имели реальные последствия. Это были правила поведения и определенные реакции на ряд возмутительных несправедливостей, которых обязаны были придерживаться мои старшие родственники. В связи с этим я много думал о том, как накапливаются в душе ежедневные унижения и оскорбления.