Ехезкель Котик - Мои воспоминания. Часть 2

Молодые люди нас довольно далеко проводили, явно нам завидуя - вернее, завидуя быстрой езде, перемене мест, что так сладостно в молодости.

В Кошелево мы приехали поздней ночью.

Но там ещё сидел первый "меламед", и мне ещё надо было разобраться с ним, что было нелёгким делом.

Я уложил Шлоймеле как единственного сына спать, а сам сел писать письмо "губернатору".

В письме я его хорошо отчитал за "подарок", которым он меня удостоил. Просто разбил сердце. Как можно такое делать? Всё равно, что убить человека.

Написав письмо, я тоже отправился спать с мыслью, что завтра должен быть конец.

Назавтра с утра я велел запрячь лошадь, чтобы послать "подарок" назад в Селец "губернатору" вместе с письмом.

"Меламед", однако, ехать не желал и со слезами на глазах взывал к милосердию, просил позволить ему обучать моих детей.

"Как же это я так уеду?" - спрашивал он.

"Как же это я вас оставлю?" - спрашивал я.

Но говори так, говори сяк - без пользы. Переговорить его невозможно.

Я видел, что ничего тут не могу придумать, и предложил ему поехать с моим письмом в Малеч к раввину. Что тот решит, то я и исполню.

Дурак на это согласился. Он был уверен, что я просто против него настроен. Я приписал несколько слов для малечского раввина - таки о подлинных вещах - и он уехал, питая большие надежды.

У тогдашних раввинов было много времени, и малечский раввин всесторонне обследовал мой древнееврейский (письмо было написано на святом языке). И поскольку мой язык ему понравился, и даже очень, он обратился собственно к делу.

После долгих размышлений раввин решил, что меламеда следует публично выслушать в шуле и определить, знает ли он Тору. Меламед также был этим доволен. В маленьких местечках нет секретов, и моё письмо стало там известно. На экзамен к меламеду пришли все евреи местечка.

Этот дурак, меламед, явился в шуль, чтобы его выслушали. Ему и в голову не пришло, что он там потерпит позорный провал. До экзамена, однако, дело не дошло. Уже при входе в шуль молодёжь местечка забросала его грязью и криками:

"Кошелевский меламед! Кошелевский меламед!"

В таком начале уже заключался конец. Кто бы его теперь стал экзаменовать?

Он - назад к раввину, чтобы тот ему дал письмо ко мне. Понятно, что не было у него никакого стыда.

Молодой человек явился ко мне с письмом. Раввин писал: "По закону он заслужил от Вас лишь оплеуху - невежда не должен браться за обучение детей Торе. Но если Вы желаете дать ему денег - дайте, сколько душе угодно". Ладно - сунул я малому десятку и покончил с этим смешным делом.

Смешное дело не разбило мне на этот раз сердца, поскольку окончилось тем, что я приобрёл Шлоймеле - очень симпатичного молодого человека и знатока Ученья, просто оживившего меня в этой пустыне.

Для занятий и сна я ему предоставил комнату, "большую, как поле". И день и ночь лился его голос, дивно размягчая наши сердца, и помню, что я ему завидовал: какая радость - уметь и хотеть заниматься! Сам он тоже был очень доволен: тихая, просторная комната, хорошее отношение и вдоволь еды.

Еда - немаловажное обстоятельство. Раньше он ел так мало!

Кроме удовольствия от его занятий, от сладостного, нараспев, чтения Гемары, которое я слышал у себя в комнате, он мне также часто напоминал мои добрые, весёлые юные годы, когда я сам день и ночь занимался, "собирал монетки" и строил дворцы иного мира.

Где всё это теперь?

То, что было так сладостно, так хорошо, что я иной раз плакал от сладости и горячей веры. У меня был мой великий Бог, прекрасный иной мир и цель жизни: я буду раввином, буду праведником, буду день и ночь жить в присутствии Бога. Всё для меня будет надёжно и светло - надо только вырасти.

Да - надо только вырасти.

Но - опять-таки: где всё это теперь?

Теперь я - обременённый заботами еврей, отец семейства с Кошелевым в придачу, должен молотить урожай, ссыпать зерно в амбар - и мужичить, мужичить, мужичить.

Но Шлоймеле пробудил во мне желанье заниматься, опять вернуться к тем дорогим молодым годам. И я решил избавиться побыстрей от своей работы, стать свободным и взяться за Гемару.

Решив это, я тут же заказал побольше молотилок, заплатил подороже и пригнал побольше работников. Для хозяина это был не очень практичный шаг. Но я ведь хотел заниматься.

Шлоймеле, опять же, меня как бы отчитывал - почему я не занимаюсь. Он ещё совсем не понял, что такое ярмо и что значит "зарабатывать на жизнь".

"Как же так, - удивлялся он, - вы ведь должны быть очень способны к ученью. В Каменце у вас есть имя. Я что-то не вижу, чтобы вы брали в руки Гемару!

Иди теперь и объясняй ему, что хозяина всё это не касается, что для хозяина куда важней повысить цены на зерно, дешевле нанять подённых рабочих, выставить коров на навоз, и т.п.

Для меня был вопрос - где учиться. Учиться самому у себя дома - скучно. Учиться с ним - страшно. Я уже 8-9 лет не держал в руках Гемары и занимаясь с ним в одной комнате, могу сильно осрамиться. Вот, где неразрешимый вопрос - я, конечно, уже всё забыл.

Вопросы эти меня довольно сильно беспокоили. Потом я решил, что должен где-то достать небольшого формата Талмуд и самого себя потихоньку дома проэкзаменовать. Для экзамена взять те самые трактаты, которые учит он. Так буду знать, как идёт у меня дело, и самому себе выдам аттестат.

Шлоймеле учил шестнадцать часов в сутки. Учил без дополнений и без выкрутас - просто и прямо. Шёл от листа к листу, как хороший полковник на поле боя, и через несколько недель прошёл недарим, назир, сота, гиттин, и остановился на трактате киддушин [31] Т.е., обеты, отшельничество, неверная жена, разводы, браки. .

Получив, что мне нужно - небольшого формата Талмуд - я потихоньку пробрался к себе в комнату и стал себя с большим страхом экзаменовать.

Внимательно прошёл один лист, второй - идёт, как то, что я еврей! Уже осмелев, двигаюсь дальше, и чем дальше - тем лучше. Ещё дальше - ещё лучше. А если так - я уже почувствовал в себе уверенность, свернул с прямой дороги и обратился к трудным дополнениям.

Эти дополнения я когда-то любил, хоть большой простотой и ясностью они не отличались. В них содержатся трудные, тёмные тайны Гемары. Но удовольствие - извлекать эти тайны оттуда, раскрывать их, прояснять, распутывать, как плотный большой клубок.

Ну, решил я - на дополнениях моя тележка остановится. Но как я был поражён, убедившись, что тележка моя бежит по запутанным дополнениям легко, как по зеркально-гладкому снежному пути. Идёт дело!

В одном только месте она сильно застряла, как прикованная. Я толкаю, толкаю - ни с места. Что делать? Морщу лоб - и так, и сяк, атакую изо всех сил дополнения. Ничего не выходит. Вижу, что все мои усилия напрасны. И тут я вдруг решил - чего мне стесняться? Сказано: "И не стыдливому учиться" [32] (Поучения отцов, 2,5), т.е., тот, кто стесняется спросить о том, чего он не знает, не продвинется в занятиях. . Я встал, зашёл к Шлоймеле и попросил: