Алексей Жадов - Четыре года войны

— Ну вот, а теперь в путь, до наступления полной темноты доберемся, тут километров двадцать, быстро проскочим на наших юрких «бантамах» (английские легковые машины полевого типа. — А. Ж.), — сказал нам Пшенников.

Выехали уже на закате солнца. Погода стояла ясная, холодная. Зима вовсю вступила в свои права. Было много снега. На первой машине ехал командующий, на второй — Шлыков и на третьей — я. Интервалы между ними были метров 200–300. Въехали в какую-то лощину. Здесь на нашем пути стояла разбитая машина. Пшенников, не останавливаясь, очевидно, приказал водителю объехать ее. Раздался сильный взрыв. Когда мы подбежали к машине, командующий армией, его адъютант, офицер штаба и водитель были уже мертвы. Осмотревшись, мы увидели, что место, куда въехал водитель командующего, было огорожено, висела табличка с надписью: «Минировано!» Правда, все эти предупредительные знаки были не столь заметными, однако при соблюдении должного внимания их можно было увидеть. Так нелепо погиб замечательный, душевный человек и, на мой взгляд, талантливый военачальник с хорошими деловыми качествами.

В командование 3-й армией ненадолго вступил генерал-лейтенант П. И. Батов, затем его, также на очень короткое время, сменил генерал Ф.Ф. Жмаченко, а потом в командование вступил генерал П. П. Корзун.

С выходом армии на подступы к Мценску и на реку Зуша мы начали проводить необходимые мероприятия по закреплению освобожденной территории, а также занялись приведением соединений и частей в порядок: доукомплектованием, ремонтом боевой техники, организацией службы тыла.

Фронт на орловском направлении стабилизировался. Наступила пора организации глубоко эшелонированной обороны. Наряду с этим проводились и частные армейские операции с целью улучшения тактического положения некоторых соединений, захвата у противника господствующих высот. Особенно упорно и настойчиво этой цели мы добивались против мценского выступа противника. Однако многие из проведенных операций успеха не имели. В частях армии по-прежнему ощущался острый недостаток боеприпасов и других материальных средств, мало было танков и артиллерии, а противник обладал превосходством в силах и средствах. Несмотря на это, после неудачной очередной операции принимались за планирование другой. В то время эти операции рассматривались как наиболее эффективный способ активизации нашей обороны, при котором враг держался в напряжении и не мог снимать свои силы для переброски их на более активные направления. И все же роль частных операций, на мой взгляд, преувеличивалась… За весьма скромные результаты приходилось порой нести немалые потери…

Много оперативных, тактических и организационных неувязок встречалось из-за отсутствия у нас опыта. Припоминается такой случай. Еще не наступила весна 1942 года, дороги были под снегом. В полосе нашей армии фронт выдвигал две дивизии, каждая по 12–13 тысяч личного состава, для проведения частной армейской операции. Обе дивизии почему-то следовали по одной дороге, поэтому растянулись в длинную кишку и были отличной целью дли вражеской авиации. В это время к нам в штаб прибыл командующий фронтом генерал-полковник Я. Т. Черевиченко. Зная его по довоенной службе, я обратился к нему даже с некоторым укором:

— Яков Тимофеевич, разве можно так выдвигать дивизии?

— А кто так спланировал? — спросил он.

— Дивизии выдвигаются по плану фронта, — ответил я.

— Немедленно перепланируйте их выдвижение так, как это нужно в соответствии с интересами армии, — приказал Черевиченко.

Начальник оперативного отдела А. В. Владимирский со своими помощниками и начальниками родов войск и служб быстро переработал план выдвижения дивизий. Мы изыскали возможность обеспечить каждую из них двумя дорогами. Командирам дивизий были отданы соответствующие распоряжения. О произведенных изменениях в плане сосредоточения соединений я донес в штаб фронта. Но там наша инициатива, хотя и санкционированная командующим фронтом, была расценена как недопустимое вмешательство в прерогативы штаба фронта. Последовали организационные выводы: прибыл генерал Петрушевский с предписанием, из которого явствовало, что я отстраняюсь от должности начальника штаба армии.

В то время такое решение нуждалось в утверждении главнокомандующим Юго-Западным направлением Маршалом Советского Союза С. К. Тимошенко.

— Почему Жадова освобождаете от занимаемой должности? Какие имеются претензии к его работе? — спросил Семен Константинович командующего фронтом.

— Я лично его работой доволен, — ответил Яков Тимофеевич.

Я тогда не знал об этом разговоре. Сидел пока без дела и ждал решения Тимошенко. Никакой вины за собой не чувствовал и даже не понимал, как мог штаб фронта обидеться на меня за проявленную инициативу. Спустя три дня зашел ко мне член Военного совета Федор Иванович Шлыков:

— Хватит отдыхать. Принимайся за свои штабные дела. Тимошенко не согласился с решением штаба фронта.

Возвращался к своим делам с чувством какой-то неловкости за всех, кто был причастен к этому случаю. И все же мне недолго пришлось оставаться в должности начальника штаба 3-й армии. 12 мая 1942 года я был назначен командиром 8-го кавалерийского корпуса, сменив на этом посту генерал-майора П. П. Корзуна. Корпус находился во втором эшелоне фронта.

Что и говорить, жаль было, расставаться с боевыми друзьями, с которыми пережил, пожалуй, самую тяжелую пору бушевавшей войны: отступление, бои в окружении и выход из него. В дружном коллективе 3-й армии познал и первые радости наших успехов в ходе оборонительных и наступательных боев на тульско-орловском направлении.

В ходе войны мне больше не пришлось встречаться с третьеармейцами. Но я был рад, что им одним из первых Москва салютовала за освобождение Орла, что в боях за этот город отличилась дивизия, которой командовал бывший заместитель начальника оперативного отдела армии Алексей Федорович Кустов. Мне было приятно, что опытный оператор Алексей Викторович Владимирский стал генералом и успешно возглавлял штаб 69-й армии, а Алексею Федоровичу Кубасову доверено командование 269-й стрелковой дивизией, с которой он прошел до светлого Дня Победы.

Не могу не вспомнить еще раз боевого комиссара штаба Николая Николаевича Амосова. Накануне моего отъезда в 8-й кавалерийский корпус мы долго прогуливались по вечернему фронтовому городу Чернь, где размещался штаб армии. Он напутствовал меня и пожелал больших успехов на новой должности.

…Знакомство с 8-м кавалерийским корпусом я начал с объявления тревоги в одной из дивизий с выдвижением в новый район сосредоточения. Отдав соответствующие распоряжения, отправился в назначенный район, чтобы там встретить полки и разыграть с ними тактические учения. Очевидно, авиация противника обнаружила выдвижение дивизии, ибо только рассвело, а в воздухе уже появились немецкие самолеты. В то время они обстреливали даже одиночные машины. Не избежали и мы этой участи: один из фашистских стервятников, оторвавшись от своей группы, начал пикировать на нашу машину. Мы свернули в лес, а там оказался овраг. Несмотря на опыт водителя Василия Корытина, машина круто пошла под откос. Я выпрыгнул из нее и сломал себе ногу. Это случилось в мае. Поскольку перелом оказался тяжелым и сложным, врачи отправили в Москву. Лечил меня знаменитый советский хирург Петр Васильевич Мандрыка, чьим именем назван теперь 2-й центральный военный Краснознаменный госпиталь.