Алексей Жадов - Четыре года войны

Несмотря на темноту, я вскоре узнал окрестности Борисова. Здесь пришлось много раз бывать на различных учениях. Через несколько минут мы встретили большую колонну легковых машин, которая двигалась довольно организованно, с соблюдением мер маскировки, интервалов и дистанций. Мелькнула мысль, уж не штаб ли фронта едет. Действительно, мы встретили командование и штаб фронта, которые перемещались из района Барановичей в лес восточнее Могилева, в нескольких километрах от Днепра.

Пока мы пропускали штабную колонну, совсем рассвело, выглянуло солнце, и сразу же над нами показались немецкие самолеты. Пришлось свернуть в лес. Отъехав метров пятьдесят от опушки, перекусили чем пришлось, а затем наметили по карте — не помню, у кого она была, у меня или у Науменко, — свой дальнейший маршрут — к новому месту КП фронта. Решили следовать на Могилев не через Оршу, а проселочными дорогами, и, надо сказать, проехали довольно удачно и к следующей ночи оказались в лесу под Могилевом, по соседству с уже прибывшим сюда штабом фронта. Остаток ночи проспали в машине, а утром 28 июня пошли представляться начальству.

На командном пункте фронта царило оживление. Лес был разделен на отдельные участки для каждого управления и отдела; красноармейцы строили землянки и укрытия для штабных машин. Повсюду были протянуты провода телефонов внутренней связи, под деревьями стояли столы с разложенными на них картами и папками.

Первым, кого мы увидели в поисках командующего фронтом, был прибывший из Москвы Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников. Присутствие здесь этого видного военачальника и выдающегося военного теоретика, подумал я, может быть связано только с какими-либо важнейшими, не терпящими отлагательства событиями: или командование фронта уже не в состоянии справиться с руководством войсками и нуждается в «поддержке», или советское Главное командование готовит какие-либо решительные контрмеры для того, чтобы остановить врага и опрокинуть его. Дальше размышлять было некогда, мне навстречу шел сам генерал армии Д. Г. Павлов. Приняв мое представление, он сказал:

— Обстановка у нас сложная, тяжелая, а главное — неясная. Я собираюсь в район Бобруйска, там особенно плохо идут дела. Обратитесь к начальнику штаба, он вам расскажет обо всем более подробно.

Однако получить более полную информацию об обстановке в полосе фронта или на отдельных направлениях, где предстояло воевать мне с воздушно-десантным корпусом, так и не удалось. Начальник штаба фронта генерал В. Е. Климовских, начальник артиллерии генерал И. А. Клич, фронтовые операторы и разведчики имели разрозненные данные о своих войсках и противнике и находились в весьма затруднительном положении…

Для того чтобы читателю было яснее, в каких условиях автору этих строк пришлось вступать в командование корпусом, коротко напомню о том, как развивались события в течение первой недели войны на Западном фронте.

22 июня по советским войскам, расположенным в Белоруссии, нанесла удар мощная группировка противника — группа армий «Центр», в которую входили две полевые армии (4-я и 9-я) и две танковые группы (2-я и 3-я). В общей сложности она насчитывала до 50 дивизий, в том числе 15 танковых и моторизованных. Соединения группы армий «Центр» имели большое количество артиллерии, инженерно-дорожных частей и различной вспомогательной техники. На направлениях главных ударов враг располагал 5–6-кратным превосходством в живой силе и технике. Действия ударных группировок непрерывно поддерживались вражеской авиацией.

Войска 3, 10 и 4-й армий Западного фронта к началу войны находились в основном в гарнизонах и лагерях в 50–200 км от государственной границы и, естественно, не смогли в полной мере выполнить свою главную задачу — обеспечить прикрытие, мобилизацию, сосредоточение и развертывание вторых эшелонов и резервов. Наши соединения вынуждены были вступать в бой с ходу, разобщено, не имея надежного материально-технического обеспечения, и поэтому несли тяжелые потери. Это позволило противнику уже в первый день войны своими танковыми и моторизованными группировками, нацеленными в направлениях Сувалки, Минск, Брест, Барановичи, вклиниться в глубь нашей территории на 50–60 км.

Обстановка сложилась сразу исключительно трудная. Сплошного фронта не было, возникали отдельные очаги сопротивления, в которых наши войска стойко отражали натиск превосходящих сил противника. Тяжесть обстановки усугублялась еще и тем, что после первых же артиллерийских и бомбовых ударов врага, а также в результате удачных действий его диверсионных разведывательных групп связь между штабами и войсками была нарушена, управление частями и соединениями чрезвычайно затруднялось.

28 июня, когда я находился в штабе фронта, западнее Минска дрались в окружении части 3-й и 10-й армий. Некоторые части 4-й армии отошли в Припятские леса.

С линии Докшицы, Смолевичи, Слуцк, Пинск отходили на Березину другие разрозненные соединения фронта, преследуемые мощными группировками противника. Вечером этого дня наши войска оставили Минск.

Конечно, обо всем этом я узнал несколько позже. А в то утро, разговаривая с командующим и начальником штаба фронта, я уяснил себе лишь одно: мы отступаем и пока что не можем остановить продвижение танковых и моторизованных группировок противника ни на минском, ни на бобруйском направлениях.

В такой обстановке мне предстояло разыскать 4-й воздушно-десантный корпус и вступить в командование им. Задача была не из легких. Тем более что штаб фронта с корпусом связи не имел и его точное местоположение не знал. Обнадеживающим было только одно: корпус выдвигался из Пуховичей в район Березино для занятия здесь обороны. Получив в штабе фронта машину, я поехал сначала в район Березино. Полагал, что мне удастся найти кого-либо из представителей штаба корпуса, которым надлежало еще до подхода соединений и частей решить если не все, то хотя бы основные вопросы организации обороны. Увы, мои надежды не оправдались. Решил вернуться в штаб фронта, чтобы узнать, не изменилась ли задача корпуса. В обстановке тех дней этого нельзя было исключать. В штабе фронта я уже слышал, что некоторые командующие армиями заставляли командиров соединений, оказавшихся в их полосе, действовать по своему разумению.

Начальник штаба фронта, к которому я вновь обратился, сказал, что соединению задача не менялась и его следует искать на подходе к Березине. Несмотря на приближающиеся сумерки, последовал его совету. Глубокой ночью в районе Червень (40 км западнее Березино) мне встретились машины с красноармейцами корпуса. А через некоторое время я уже держал в своих объятиях начальника штаба корпуса полковника А. Ф. Казанкина, который исполнял обязанности его командира.