Теодор Гладков - Наш человек в Нью-Йорке. Судьба резидента

Этому слепо верили. И никому не приходила в голову незатейливая мыслишка: на кой черт врагам нужно было прибегать к фашистской пропаганде столь нелепым образом? И какой вред нашей великой Родине и делу строительства коммунизма в одной, отдельно взятой стране могли нанести копейки эти в действительности, если бы и впрямь в колосья на гербе была столь хитроумна вплетена свастика?

Остается утешаться сознанием того, что подобным идиотизмом много лет спустя оказалась охвачена и… Америка! После трагической гибели в 1963 году президента Джона Фицджеральда Кеннеди в США была выпущена в обращение красивая серебряная монета достоинством в 50 центов. Так вот, в благословенной демократической Америке тоже нашелся бдительный патриот-антикоммунист, который на аверсе монеты под чеканным профилем Кеннеди обнаружил изображение скрещенных серпа и молота, являющихся, как известно, коммунистическим символом! Действительно, под лупой можно разглядеть крохотные инициалы… автора портрета президента, при наличии фантазии способные показаться серпом и молотом…

…В 1937 году в США в короткую командировку прибыл вроде бы опытный разведчик, капитан госбезопасности Самуил Ливент-Левит (оперативный псевдоним «Загар»), который с ходу пришел к выводу, что «Звук» — замаскировавшийся меньшевик и троцкист, вступивший в Компартию, дабы разлагать ее изнутри, и т. д. Естественно, «Звука» следует немедленно отозвать в Москву и арестовать.

Резидент Петр Гутцайт немедленно написал в Центр, что все обвинения в адрес Голоса — сущий вздор, что он известен советской разведке на протяжении семи лет и никто и никогда, кроме «Загара», не сомневался в его преданности.

Вскоре, как уже известно читателю, Гутцайт сам был отозван в Москву и арестован. Но даже в камере внутренней тюрьмы он не отказался от данной им оценки личности «Звука».

На одном из допросов Гутцайт заявил следователю: «…Когда ре-зидентура нуждалась в проверенных и преданных людях, мы обращались к “Звуку”, и он подбирал нужных людей. Никаких провалов за все годы нашей связи с ним не было. Каких-либо подозрений или сомнений он никогда не вызывал. Характерным для “Звука” является то, что он послал свою жену с 12-летним ребенком в СССР, где сын мог бы получить настоящее коммунистическое воспитание. Жалованья от нас “Звук” не получал».

К слову, в случае вызова в Москву Яков Голос, даже если бы и подозревал неладное, несомненно, подчинился. Поскольку при отказе могли пострадать его жена и сын, оказавшиеся бы, по сути дела, заложниками кровавого карлика Ежова или его преемника Берии.

Надо отдать должное и Гайку Овакимяну. Человек со сложным характером, отчасти высокомерный, за что его откровенно недолюбливали многие сослуживцы, не говоря уже о завистниках, он полностью доверял Якову Голосу и продолжал нагружать его работой, невзирая на подозрения Центра.

В конце концов от «Звука» отвязались. Предчувствие надвигающейся войны отрезвило многие горячие головы.

Что же касается Самуила Ливента-Левита, то шумно проявленная им бдительность на пользу ему не пошла. Вскоре он сам был арестован и расстрелян как «враг народа» и шпион. Ни тем ни другим, он, конечно же, не был… Потому и реабилитирован посмертно в 1938 году.

К середине невыносимо жаркого и душного лета 1938 года Голос впервые в жизни почувствовал, что устал. Не той физической усталостью, что приходит с тяжелой физической работой или просто кратковременной нагрузкой в ходе игры в футбол или восхождения на горные вершины. Такая успешно и без последствий снимается крепким сном, умелым массажем или даже обычным горячим душем. Нет, то была тягучая, трудно формулируемая усталость, проявляющаяся как раз не столько в физических ощущениях, сколько в своего рода депрессии, когда ничем не хочется заниматься, когда даже самые обычные житейские дела для своего исполнения требуют несусветных волевых усилий. И все же это не подлинная депрессия как состояние уже патологическое, когда для излечения требуется помощь профессионального медика. Это именно усталость, но особого рода.

Оптимисту по натуре Голосу это состояние ранее не было знакомо. К тому же — также впервые в жизни — он стал ощущать время от времени какой-то неприятный дискомфорт в груди, точнее — за грудиной.

Знакомый врач, тоже партиец, после самого поверхностного осмотра уверенно сказал:

— Сердечко пошаливает, Яша. Так работать, как ты работаешь, нельзя. Тебе уже не двадцать и даже не тридцать…

— Так что делать? — задал Голос исконно русский вопрос. — Ничего не делать, — пожал плечами эскулап. — По возможности ничего не делать. Но, коль скоро это невозможно, работать поменьше, отдыхать побольше. Словом, снизить нагрузку… Впрочем, кое-какие лекарства я тебе выпишу. Но учти: они помогут только в том случае, если убавишь обороты…

Поняв, видимо, что данный совет вряд ли будет принят к исполнению, доктор высказал другой, более реалистичный:

— Почему бы, Яша, тебе не обзавестись хорошим помощником? Переложил бы на него хотя бы беготню…

Это была идея. Оставалось только дивиться, как он сам до нее — столь очевидной — не додумался.

Среди ближайших друзей Голос подходящего человека не нашел, а потому обратился за помощью к партии — вполне естественно.

В середине октября того же 1938 года в небольшом ресторанчике на углу 8-й улицы и Юниверсити-Плейс ему представили высокую, заметно выше его самого, женщину лет тридцати. У нее были темные, пышные вьющиеся волосы, широко расставленные неожиданно светлые глаза, крупный прямой нос и несколько убегающий подбородок…

Звали ее Элизабет Бентли, и на день их знакомства никто не мог бы предвидеть, что всего через несколько лет во всех газетах эту женщину, внешне не слишком привлекательную, будут называть «королевой шпионажа».

Она родилась в январе 1908 года в живописном городке Нью-Милфорд, штат Коннектикут. Отец ее был торговцем галантерейными товарами, мать — школьной учительницей. В семье девочка была поздним и единственным ребенком. Впоследствии Элизабет утверждала, что ее предок, некто Роджер Шерман, родом также из Коннектикута, был в числе тех пятидесяти пяти американцев, представляющих тринадцать штатов, кто 4 июля 1776 года подписал Декларацию независимости США [68] Принята Вторым Континентальным конгрессом в ходе Войны за независимость в Северной Америке 1775–1783 годов. Провозглашала отделение колоний от метрополии — Великобритании и образование самостоятельного государства — США. . Представитель штата Коннектикут Роджер Шерман в этом историческом событии действительно участвовал, но являлась ли Элизабет Бентли его дальним потомком… Трудно сказать.