Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Работа была простая, даже немного смешная: гонять воробьев с опытных делянок, на которых выращивались межвидовые гибриды пшеницы. Они получались благодаря удвоению числа хромосом. Для этого цветки обрабатывались особым химическим препаратом – колхицином. Гибриды становились плодовитыми, но их склевывали воробьи…

Штатной единицы для такой работы не полагалась, профессор Жебрак был готов платить из своего кармана – по 50 рублей в месяц. Согласна ли она работать за такую мизерную плату? Девочка была согласна!

«Перед наукой я испытывала священный трепет, даже само слово “наука” писала с большой буквы, как сейчас стали писать слово Бог».

«Вот смотрите, – сказал мне в первый день Антон Романович, – здесь на грядках посеяны семена гибридов первого поколения. У каждого куста этикетка: он из одного семечка. Грядка из одного колоса. Не все семена всходят, поэтому грядки такие лысые. Все растения разные. Называется “расщепление”. Лучшие кусты дадут семена – это, может быть, будущий сорт. Конечно, сперва надо отбирать лучшее из того, что вырастет. А вот это уже грядками не назовешь. Это – второе поколение гибридов. Мы скрещивали в позапрошлом году, а в прошлом отобрали лучшие семена. Лысых мест нет. А разница между растениями гораздо меньше. Вон там третье поколение. Понимаете теперь, почему я пригласил вас гонять воробьев? Любое зернышко, которое от них погибнет, – может быть, будущий сорт. Вы охраняете не маленькие грядки, а будущие поля. Этой пшенице, что подальше, пять лет, через год-два сдадим ее на сортоиспытание. Либо придется работать с ней дальше, либо уже будут районировать, сеять в тех районах, где она будет лучше всего расти. Берегите каждое зернышко. Приходите к восходу солнца, чтобы попасть сюда раньше воробьев» [935].

Воробьи налетали стаями. Девочка бегала за ними с восхода до заката, а заходило солнце в долгие летние вечера очень поздно. Уставала неимоверно, но была горда: она служила Науке.

Однажды Антон Романович застал ее прикорнувшей на меже между грядками и сильно смутился. Он только сейчас сообразил, что она работает в две смены. Он предложил ей за ту же плату выбрать одну смену, а на вторую нанял какого-то парнишку.

Всё шло наилучшим образом. И вдруг Муза прочитала в газете доклад Лысенко на Августовской сессии ВАСХНИЛ.

«Я оббегала киоски Союзпечати и скоро добыла все опубликованные материалы сессии. Были выступления и за генетику, и против. В том числе Жебрака – конечно за. Но побеждали явно мракобесы. В какой-то статье Лысенко были слова: “ЦК поддерживает наше направление”. А потом пошли отречения от своих взглядов тех, кто на сессии защищал генетику. Даже наш Жебрак (честный Жебрак, который заплатил мне двойную плату без моего требования, когда понял, что я работала за двоих!) отрекся» [936].

У девочки, воспитанный советской школой и свято верившей в то, что живет в лучшей стране лучшего из миров, рухнул весь ее мир.

«В конце концов я рассказала маме о своих переживаниях. Она в очередной раз пошла со мной к Александре Юльевне [Тупиковой], подвела к фотографии, висевшей на стене. “Видишь это лицо? Обращала внимание раньше?” Там был изображен мужчина с фотоаппаратом через плечо, в тропическом шлеме – жесткой такой панаме. “Это Вавилов, – сказала мама, – Александра Юльевна с ним училась, а потом работала. Это был великий ученый, он объехал весь мир в поисках культурных растений, чтобы их потом использовать в нашей стране. Его арестовали перед войной неизвестно за что и объявили врагом народа. Где он теперь, никто не знает”. Я спросила маму, почему она никогда нам об этом не рассказывала. Она ответила, что детям такого говорить нельзя – они могут проговориться, что мама такие вещи рассказывает, тогда – арест, нас в детдом, ее в тюрьму… “Теперь ты взрослая, сама всё поняла, и мы можем на эту тему говорить на равных”».

В 1951 году Муза Раменская окончила школу. Мечтала стать ботаником, но Лысенко был в полной силе. Она поступила на геологоразведочный факультет, стала кандидатом наук, опубликовала немало научных работ по геологоразведке. Но не меньше у нее публикаций по истории генетики, о Н.И.Вавилове. Десятки лет она была ответственным секретарем Вавиловской комиссии Академии наук. Участвовала в подготовке шеститомной «Международной переписки» Н.И.Вавилова, которая широко цитируется на этих страницах.

Подготовка к сессии Малой академии (ВАСХНИЛ) велась в такой тайне, что президент Большой академии ничего не знал. Он проводил отпуск на своей президентской даче, в поселке Мозжинка. Хотел, как всегда, многое сделать, но душевных сил оставалось все меньше. Центром внимания был пятимесячный внук Сережа. «Душа едва, едва просыпается [в нем], но и во мне души не намного больше», – писал в дневнике дедушка, с трудом осваиваясь в новой роли.

Сессия ВАСХНИЛоткрылась 31 июля докладом Лысенко «О положении в биологической науке». Сергей Иванович все еще ни о чем не подозревал. Лысенко в тот день упомянут в его дневнике, но не в связи с открытием сессии. Накануне в газетах появилось сообщение о большой группе новых академиков ВАСХНИЛ. Звание им было присвоено без выборов, без обсуждения – оптом. То было первое пополнение рядов с 1935 года, когда ввели само звание: академик ВАСХНИЛ. За эти годы много воды утекло. Часть академиков была изъята , другие умерли в своих постелях. Попытки провести довыборы президент Лысенко торпедировал, не желая пополнять ряды «менделистами-морганистами».

Новоиспеченных богатырей науки было 39 – больше, чем у батьки Черномора. Все как на подбор, все вышли из пенистых волн «мичуринского учения». Сергей Иванович назвал это «торжеством Лысенко».

Н.П.Дубинин:«Подъем генетики в 1945–1948 годах проходил на фоне заметного ухудшения положения Т.Д.Лысенко. Его усилия убедить ученых в правоте своих идей и методов оказались безуспешными. Практические предложения терпели крах. На нет сошло применение яровизации, летних посадок картофеля и посевов по стерне. Шумные обещания создать зимостойкую пшеницу для Сибири, которые так торжественно были даны им в 1939 году, оказались пустым звуком. Т.Д.Лысенко обнародовал новую сенсацию о создании потрясающе урожайной ветвистой пшеницы, но никто из серьезных ученых – биологов и селекционеров – уже не верил его обещаниям» [937].

Но с ветвистой пшеницей Лысенко работал по прямому поручению Сталина. Корифей всех наук лично передал ему это чудо-растение и диалектически предсказал ему великое будущее. Лысенко снова пообещал сделать то, что от него хотели слышать. Ученые ему не верили, но корифей всех наук – верил.