Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Сталин вызвал Лысенко.

Третьим не лишним на встрече присутствовал А.А.Жданов. Молчал. Делал записи.

Решено провести дискуссионную сессию ВАСХНИЛ. Организовать ее надо по-партийному. То есть свободно, но с заранее известным результатом. Подготовка должна идти в тайне. Раньше времени никто ни о чем не должен знать.

Как же получилось, что завотделом науки ЦК выступил против генсека?

Юрий Жданов утверждал, что доклад был согласован с его прямым начальником Д.Т.Шепиловым, который возглавил Управление агитации и пропаганды после удаленного Александрова. Но это мало что объясняет: Шепилов не мог одобрить то, что не одобрял генсек.

Похоже, что молодого Жданова ввел в заблуждение сам Сталин. Перед назначением его на пост завотделом науки у них был продолжительный разговор.

«Лысенко – эмпирик, он плохо ладит с теорией. В этом его слабая сторона. Я ему говорю: какой вы организатор, если вы, будучи президентом Сельскохозяйственной академии, не можете организовать за собой большинство».

Ю.Жданов воспринял эти слова как руководство к действию. Даже забыл о шутливом предостережении отца:

– Не связывайся с Лысенко: он тебя с огурцом скрестит!

Покаянное письмо молодого Жданова датировано 7 июля. Целый месяц оно тоже оставалось тайной…

Но что-то просачивалось, сгущалось напряжение. Встревоженные ученые слали письма в ЦК: Маленкову, Жданову, Молотову. В архивном фонде Маленкова В.Д.Есаков обнаружил послания И.И.Шмальгаузена, А.Р.Жебрака, С.И.Алиханяна, Е.В.Бобко, И.М.Полякова.

16 июля большое письмо Сталину направил П.Н.Константинов – о несостоятельности Лысенко как ученого и о его вредоносности как монополиста, подавляющего всех несогласных.

«Такой человек не имеет права быть администратором, а тем более руководителем».

«Он использует права президента [ВАСХНИЛ] для утверждения своего господства в науке».

«Почему с нами никто не хочет считаться?»

«Почему наша официальная критика не отражает мнения научной общественности, а старается угодить Т.Д.Лысенко?»

Константинов перечислил имена ведущих селекционеров, чьими сортами было занято 90 процентов сортовых посевов (Шехурдин, Лисицын, Писарев, сам Константинов…). Ни один из них не был сторонником Лысенко, не работал его методами. Письмо заканчивалось конкретными предложениями:

– Сместить Лысенко с поста президента ВАСХНИЛ.

– Лишить его монопольного контроля над журналом «Агробиология» и другими изданиями.

– Провести довыборы членов ВАСХНИЛ.

– Реорганизовать ее работу.

Подпись под письмом была столь же внушительна, как его содержание:

Действительный член Всесоюзной академии с.-х. наук имени Ленина, лауреат Сталинской премии, завкафедрой селекции, семеноводства и методики опытного дела Тимирязевской с.х. академии проф. П. Константинов [941].

Ответом на это и другие письма стала Августовская сессия ВАСХНИЛ1948 года.

Сессия проводилась с 31 июля по 7 августа – в пик сельскохозяйственного сезона. Многие ученые разъехались по опытным станциям, а те, кто не был напрямую связан с агрономией, уехали в летние отпуска. Н.П.Дубинин удил рыбу на реке Белой – притоке Волги, в лесной глуши, вне связи с внешним миром. Только 25 августа, в Горьком, куда прибыл на пароходе, чтобы пересесть на поезд в Москву, Николай Петрович увидел в «Известиях» статью о разгроме «антинародного учения вейсманизма-морганизма». «Как будто земля разверзлась у меня под ногами, сердце наполнилось нестерпимой щемящей болью…»

По докладу Лысенко на сессии выступило 56 человек. Восемь из них защищали генетику, 48 – громили. 6:1. Если вспомнить, что на декабрьской сессии 1936 года соотношение было 3:1 в пользу «менделистов-морганистов», то станет понятно, какой славный путь прошла передавая мичуринская биология — сквозь буржуазные тернии к пролетарским звездам.

Суть доклада Лысенко хорошо выражают подзаголовки разделов:

2. История биологии – арена идеологической борьбы;

3. Два мира – две идеологии в биологии;

4. Схоластика менделизма-морганизма;

6. Бесплодность морганизма-менделизма;

7. Мичуринское учение – основа научной биологии.

Заканчивался доклад, как всякие доклады тех лет, победным гимном в честь Ленина и Сталина [942].

Первыми в прениях выступили Ольшанский, Эйхфельд, Якушкин.

Один за другим на трибуну поднимались новоиспеченные академики. Каждый старался превзойти предшественника в поношении реакционного менделизма-морганизма и в восхвалении передового мичуринского учения во главе с академиком Лысенко.

Первым «менделистом», прорвавшимся на трибуну, был доктор биологических наук И.А.Рапопорт. Он и на саму сессию прорвался по чужому билету: его приглашением не удостоили.

Сейчас об Иосифе Абрамовиче Рапопорте написаны книги, созданы кинофильмы, о нем ходят легенды.

Мне приходилось встречаться с ним, когда я писал свою первую книгу о Н.И.Вавилове, и позднее, когда готовил к изданию в серии ЖЗЛперевод книги Уильяма Ирвина «Дарвин и Гекели: Обезьяны, ангелы и викторианцы». Редакции предложили на выбор три английские книги о Дарвине, и я обратился за консультацией к Рапопорту. Его внутреннюю рецензию мы поместили в книге в качестве послесловия.

Я мало встречал в жизни таких милых, тактичных интеллигентов, как И.А.Рапопорт. Тихий, вежливый, предупредительный, он производил впечатление божьего одуванчика , не способного, как говорится, муху обидеть.

Не таким он был на Августовской сессии ВАСХНИЛ!

Он родился в 1912 году, студентом выделялся особой талантливостью и способностями к языкам. Он легко овладел английским, французским, немецким, читал на итальянском, самостоятельно выучил иврит. Окончив Ленинградский университет, был принят в аспирантуру Института экспериментальной биологии. Прошел школу Н.К.Кольцова, до конца жизни его боготворил. В Институте генетики прошел школу Германа Мёллера. Подготовил и защитил кандидатскую диссертацию, затем подготовил докторскую. Защиту назначили на конец июня 1941 года. Но грянула война, и, не промедлив дня, Рапопорт ушел добровольцем на фронт. В 1943 году был послан на краткосрочные курсы в Военную академию; оказавшись в Москве, защитил диссертацию, приготовленную двумя годами раньше. В боях дважды был тяжело ранен, потерял глаз. Сбежал из госпиталя в свою часть.

С войны вернулся увешанный орденами, включая орден Суворова, присуждавшийся за успешное проведение крупных военных операций. Трижды был представлен к званию героя, не получил из-за секретной инструкции начальника Главного политуправления А.С.Щербакова: «Награждать представителей всех национальностей, но евреев – ограничительно» [943].