Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Может быть, самым мучительным для Сергея Ивановича был юбилей Лысенко: ему стукнуло пятьдесят.

3 октября, воскресенье, Москва:«Вчера на юбилее Тр. Денисовича. Тут по законам диалектики наука превращалась в свою противоположность. Это с ясностью раскрывалось в докладе академика Презента, вещавшего о новой лысенковской науке, не объясняющей, а изменяющей природу, о распоряжениях, совпадающих с законами природы. Густо наполненный зал. Гора кожаных адресов. Мичуринские яблоки. Одни и те же слова многие десятки раз».

Сказаться больным и не пойти? Нельзя. Воспримут как демонстрацию.

«Снова приходится повторить – почва выбита из-под ног и чувствую себя мухой, которая может прилипнуть к листу, или еще как-нибудь исчезнуть каждую минуту».

Раньше он ощущал себя вороной в павлиньих перьях, теперь – мухой на липучей бумаге…

«Для чего жил? Чтобы узнать и понять. И действительно, многое понял».

Понял и ужаснулся.

Было стыдно и грустно.

И страшно\

Торжествовала распутинщина. Академия, как обычно, отбивалась от изобретателей «вечных двигателей» и иных чудес, призванных осчастливить диктатуру пролетариата и трудящихся всего мира. Теперь безграмотные прожекты все чаще сопровождались угрозами изобличить реакционеров, вредителей, засевших в Академии наук, организовать дискуссию по образцу Августовской сессии ВАСХНИЛ. В Горках Ленинских, в лысенковском «экспериментальном хозяйстве», были запрещены латинские названия растений…

Издевательства Мефистофеля становились все более изощренными.

В конце ноября на имя президента Академии наук пришло два письма из-за границы – от почетного академика Генри Дейла и члена-корреспондента Германа Мёллера.

Генри Дейл напоминал, как был избран в Академию наук СССР и как Лондонское королевское общество избрало своим почетным членом академика Н.И.Вавилова. Писал о том, что хотя в Лондоне позднее стало известно, что Н.И.Вавилов впал в немилость, но причина было неизвестной и можно было полагать, что опала не связана с его научной деятельностью.

«Недавние события, о которых теперь получены полные сведения, осветили то, что случилось. Покойный Н.И.Вавилов был заменен Т.Д.Лысенко, проповедником доктрины эволюции, которая по сути дела отрицает все успехи, достигнутые исследователями в этой области со времен, когда в начале XIX столетия были опубликованы рассуждения Ламарка. Хотя труды Дарвина все еще формально признаются в Советском Союзе, его основное открытие будет теперь отвергаться. Все великие построения точного знания, которое продолжает расти усилиями последователей Менделя, Бейтсона [Бэтсона] и Моргана, подлежат отрицанию и поношению, и последние немногие, кто еще содействовал его созданию в СССР, теперь лишены своего положения и возможностей.

Это – не результат честного и открытого конфликта научных мнений. Из предъявлений и заявлений самого Лысенко ясно, что его догмат установлен и насильно введен Центральным Комитетом коммунистической партии как отвечающий политической философии Маркса и Ленина. Многие из нас, г-н Президент, с гордостью считали, что в науке, общей для всего мира, нет политических границ или национальных разновидностей. Однако теперь эта наука должна быть отделена от “советской науки” и порицаема как “буржуазная” и “капиталистическая”.

Постановления, изданные Президиумом Вашей Академии 27 августа текущего года, являются ясным выражением этой политической тирании. Мой старый уважаемый друг академик Орбели, выдающийся нейрофизиолог, последователь школы вашего великого Павлова, снят с поста секретаря отделения биологических наук Вашей Академии за то, что он не сумел предвидеть Ваши постановления, ограничивающие всю исследовательскую и преподавательскую работу в области генетики. Время покажет, потребуется ли такое подчинение догме и в других отраслях науки. Пока нам известно только то, что генетика, которую поощрял Ленин, теперь запрещается как чуждая политическая философия.

С тех пор как Галилей угрозами был принужден к своему историческому отречению, было много попыток подавить или исказить научную истину в интересах той или иной чуждой науке веры, но ни одна из этих попыток не имела длительного успеха. Последним потерпел в этом неудачу Гитлер. Считая, г-н Президент, что Вы и Ваши коллеги действуете под аналогичным принуждением, я могу лишь выразить Вам мое сочувствие.

Что касается меня самого, пользующегося свободой выбора, я верю, что я оказал бы дурную услугу даже моим коллегам по науке в СССР, если бы я продолжал связь, которая казалась бы в согласии с действиями, согласно которым Ваша Академия теперь ответственна за тот ужасный вред, нанесенный свободе и целостности науки, под каким бы давлением это ни было сделано.

С глубоким сожалением я должен просить Вас исключить меня из числа почетных членов Вашей Академии».

Письмо Генри Дейла было опубликовано в газете «Таймс», а на русском языке – в газете посольства Великобритании в Москве «Британский союзник» [954].

Аналогичным было письмо Германа Мёллера.

Отвечать им должен был президент Академии Сергей Иванович Вавилов…

Конечно, он ни слова не мог им написать о том, что думал, что лежало на сердце. Даже скрыть свои мысли по-своему он тоже не мог.

А волны всё выше, а волны всё круче…

На кафедре физики МГУ зашевелись последователи А.К.Тимирязева. Нужна «дискуссия» по образцу сессии ВАСХНИЛоб «идеализме» в физике. Затея одобрена в ЦК. Но чтобы «процесс пошел», инициатива должны исходить от… президента Академии наук С.И.Вавилова!

Его письмо Маленкову (совместно с С.В.Кафтановым) датировано 3 декабря, а решение секретариата ЦК принято 4-го. Ясно, что всё было заранее решено в ЦК, письмо нужно было как формальный повод.

12 декабря 1948 г., Москва:«Каждый день Ц.К.(Шепилов, Кузнецов, Жданов) об отчетах Мэллеру [Мёллеру] и Г.Дэлю [Дейлу], об академике-секретаре, о самобичевательном физическом совещании».

31 декабря,подводя, как обычно, итоги года, Сергей Иванович записал: «Кончаю год с тяжелой головой, растерянностью и стопроцентным материализмом. Порвались почти все нити, удерживающие в жизни. <���…> “Весенняя” погода. В комнате жарко и душно. Никакого творческого подъема. Тупо и безразлично. А люди? Каждый сделал и готов к какой-то гадости. Кажется, за всю жизнь не кончил года так печально и безнадежно».

Что и говорить, более изощренного издевательства, чем «самобичевательное физическое совещание», даже Мефистофель придумать не мог.

22 января 1949 г., суббота, Мозжинка:«Свистопляска с “физическим совещанием”. Я основной докладчик. На “Моховом болоте” [здание МГУ на Моховой улице] готовятся к атакам всякие Кессельнихи, Иваненки, Путиловы [В.Н.Кессельних, Д.Д.Иваненко, К.А.Путилов]».