Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

…Желтая пыль узеньких улиц, сдавленных стенами глинобитных домишек… Медресе и мечети с круглыми башенками и куполами, отливающими на солнце изумрудным фаянсом.

Резкий запах перегорелого кунжутного масла – им несет с растянувшихся на километры базаров… Восточная экзотика. Бухара…

Два английских офицера, явившихся сюда в XVIII веке, были схвачены по приказу эмира, брошены в яму, наполненную разными гадами, потом обезглавлены. Венгерский авантюрист Арминий Вамбери, с немалым риском для жизни, проник в Бухару в 1863 году, переодевшись дервишем. Неузнанным прошел сказочную страну вдоль и поперек, а затем подробно описал ее природу, историю, традиции, быт. А уже через пять лет Бухарское ханство оказалось под протекторатом России. Независимость бухарского эмира стала призрачной, но с тем большей ревнивостью соблюдались и культивировались ритуальные признаки его власти.

Этикет и традиция требовали, чтобы путешественник первым делом явился к эмиру. Внушительно составленные в министерстве земледелия бумаги произвели в канцелярии правителя должное впечатление. Вавилову не только было разрешено путешествовать по стране, но был обещан сопровождающий.

Им оказался хан Кильды-мирза-баши, солидный мужчина лет пятидесяти, с густой окладистой бородой. Приставка мирза-баши говорила об учености, то есть умении читать и писать. Вавилов вспоминал с мягким юмором, что в своем цветастом халате, перехваченном серебряным поясом с тяжелыми кистями, мирза-баши выглядел столь внушительно, что стало неясно, кто кого должен сопровождать. Но как тяжеловесный хан будет карабкаться по горным кручам?

«Всё оказалось лучше, чем я предполагал, – рассказывал Вавилов. – Мирза-баши в Бухаре достал сравнительно быстро и дешево лошадей, и наше движение им заранее извещалось волостным старшинам и старостам. Всегда были готовы приют и ночлег, иногда более чем удобные для Памира. Мирза-баши очень увлекся сборами [растений] и расспросами. Зная немного русский язык, он сошел за переводчика и вообще был недурным помощником».

У истоков Исфары одолеть заснеженный перевал оказалось невозможно. Этим попытка проникнуть на Памир должна была завершиться. Но местные жители – они были куда более доброжелательны, чем можно было ожидать, – указывали на другой путь, через перевал Пакшиф, по леднику Демри-Шаург.

Букинич отказался вторично штурмовать небо. Возможно, своим отказом рассчитывал принудить к тому же и Вавилова, что, конечно, не удалось.

Если это привело к размолвке, то она не нарушила их дружбы. Через восемь лет, когда представилась возможность исследовать Афганистан, Вавилов пригласил в спутники Букинича.

Гарм, куда стремился Вавилов, был отделен огромной, почти отвесной скалой. Еле заметная тропа змеилась по ее неровностям. Становилось холоднее: чувствовалось дыхание ледника.

Через расселину, перерезавшую тропу, пришлось переходить по живому мосту: проводники образовали его своими телами. «Особенно трудно пришлось с ханом Кильды, при его семипудовом весе».

По краю ледника, изрезанного трещинами, предательски припорошенными снегом, лошади шли медленно, осторожно щупали копытом тропу. Одолеть перевал за день не удалось. Пришлось устраиваться на ночлег у края ледника, под скалою; теплой одеждой путники не запаслись.

Вавилов лежал в продуваемой ветрами палатке. Уснуть не удавалось. Думал, вспоминал… О чем? Должно быть, возникали в памяти отрывочные картины.

Недавние споры с Букиничем…

Брат Сергей, тихоня Сергей, которого приходилось защищать от кулаков пресненских мальчишек. Теперь он на фронте. Жив ли еще?..

Кабинет отца. Рука, сдавливающая синюю спинку кресла. Острый взгляд из-под насупленных бровей.

– Ну как, Николай?

– Хочу стать биологом!..

Мог ли он предполагать, что случайная волна хаотических вероятностей забросит его на горные тропы Памира, к изрезанному трещинами леднику?..

В холодной палатке, конечно, вспоминались знойные дороги Ирана среди однообразных серовато-желтых холмов, где шмыгали зеленые ящерицы и ползали огромные ярко-красные пауки…

…Он достал из нагрудного кармана коробок, чиркнул спичкой, тусклый огонек осветил циферблат часов… Сорок минут до рассвета.

Он растолкал хана Кильды, подняв караван. Выпили горячего чая с бараньим салом, надо было выступать.

Лошади шли еще медленнее, чем накануне, нервно вздрагивали и прядали ушами, когда копыто проваливалось в трещину. Холод пронизывал до костей. Хан Кильды, к счастью, держался молодцом и лишь повторял, что объехал верхом всю горную Бухару, а такого гиблого места не видел…

Реку переходили по разрушенным льдинам. «Полностью и этот путь оказался непроходимым», – вспоминал Вавилов.

Он уговорил проводников, убедил хана Кильды: надо сделать всё, что зависит от себя. Прошли.

У кишлака Сары-Пуль дорогу преградили клокочущие воды Вахта.

«Две огромные скалы надвинулись с обоих берегов реки и связанные несколькими длинными бревнами с положенной на них настилкой из хвороста представляли какое-то крайне ненадежное по виду полотно не больше аршина шириной… Осторожно ступая по настилке и ведя лошадь в поводу, мы двинулись один за другим через мост, буквально ежеминутно ожидая с замиранием сердца катастрофы. Мост весь шатался, гнулся и скрипел, как живой. Слабые скрепы местами совершенно разошлись <���…>. А внизу, в бездне, клокотала и шумела река, будто ожидая жертву. Невольно казалось, что глубина к себе притягивает, вызывая головокружение. Слышен во время остановок стук собственного сердца <���…>. Длина моста в 30 метров показалась равной версте. Я стал на твердую почву буквально мокрый от холодного пота».

Это из очерка Дмитрия Николаевича Логофета [87], прошедшего здесь несколькими годами раньше. Вавилов не мог бы придать описанию столь эмоциональную окраску – не в его это стиле и характере. Но переправа была та же! Только еще более шаткая: ведь несколько лет прошло, и трудно допустить, что ее ремонтировали. К тому же осенние заморозки покрыли ее корочкой льда.

Осторожно ступая, стараясь не смотреть вниз, вел Вавилов под уздцы свою лошадь.

За ним хан Кильды.

Дальше проводники с вьючными лошадьми.

Громкий крик заставил Вавилова обернуться. Одна из лошадей поскользнулась, задние ноги ее повисли над бездной… Еще мгновение, и она полетела вниз.

«Бурная река подхватила злополучную лошадь вместе с вьюком и понесла под льдины. Лошадь погибла… Проводники-киргизы, ответственные за караван, беспомощно разводили руками, призывая аллаха в свидетели, что это не их вина».

Лошадь погибла. А вьюк?.. В нем походные дневники, книги, а главное – пакеты с собранными по пути образцами растений!..