Екатерина Наговицына - Снайпер в Чечне. Война глазами офицера СОБР

Слыл смелым и отчаянным офицером. Быстро и заслуженно оброс медалями и уважением сослуживцев. А вот в личном плане — как-то не сложилось: поменял двух жен и сейчас находился в свободном поиске. Правда, воздыхательниц и претенденток на свободное сердце героя была очередь, как в Мавзолей во времена Союза. Но то — дома. По первой павлином выхаживал Вова перед только прибывшей Тамарой. Сев на любимого конька, предлагал помощь, различные услуги, а также защиту и покровительство. Тамара, в свою очередь, весьма холодно отреагировала на его подкаты и корректно, однако вполне недвусмысленно дала понять, что, мол, в его услугах не нуждается и постоять за себя сумеет сама — это не первая ее командировка в горячие точки и даже не вторая.

Обломив Васеева, она несказанно удивила Игоря, так как тот честно считал, что мало кто может устоять перед чарами друга, а уж «незамужней крепости» тем паче не выдержать такой осады. Вот только факт остался фактом, а «отшитый» Володька в открытую злился на Тамару, больше не пытаясь скрывать своего настроя и явно не понимая причину фиаско.

— Кира, запомни главное: война — это не спортивные соревнования, а снайперская работа — это не стрельба на очки. Здесь каждый твой выстрел определяет, чья жизнь ляжет на алтарь войны — врага или кого-то из своих. Потому что ценой за твой промах будет смерть нашего пацана, пусть даже в отдаленной перспективе. Война не прощает ошибок. Поэтому выстрел должен быть осмыслен — зачем ты его делаешь? Зная ответ, перед тем как нажмешь на спусковой крючок, ты убережешь себя впоследствии от срывов и мук совести. Поняла? Смотри в прицел, как охотник, ищи цель. А найдя ее, рассчитывай партию «кто кого?».

Кира внимательно слушала, впитывая каждое слово своей наставницы. Подружились они мгновенно, с первых минут ощутив легкость в общении. Обучение проходило не в душных классах, а в духе службы — в снайперской лежке, недалеко от лагеря. Выходы эти были учебными. Тамара передавала свои знания методично и подробно. Показывая на местности, где можно делать лежки. Как лучше выбрать место, чтоб через несколько часов наблюдения самой не оказаться на обозрении. Что может демаскировать, а что, наоборот, скроет от вражеского антиснайперского поиска. Куда уходить, как подходить. Но главное, вкладывала в Киру военные понятия и ценности, постепенно отшелушивая с нее гражданский налет. Благо, что учить стрелять нужды не было. В этом опыт биатлона был неоценим. Кира чувствовала СВД как продолжение себя. Четко, быстро, интуитивно выбирая поправки на ветер, осадки, расстояние, деривацию, и плавно выбирала спусковой крючок, отправляла пули точно в цели, пока учебные. Выпускной экзамен Тамариной школы, боевой выход, был еще впереди.

— Тамар, а ты женщин убивала?

— Я убивала врагов. Пол и возраст в этой оценке роли не играют.

Кира оторвалась от прицела.

— Но это же как-то… неправильно.

— Война — вот что неправильно. Но если люди за все время не нашли иного решения своих проблем, приходится прислушиваться к этой жестокой правде: если есть враг — он должен быть уничтожен. Ты или тебя, а прочая лирика хороша для мирной жизни.

Кира уперла взгляд в землю, прошептав:

— Наверное, я не смогу стать хорошим снайпером. Мне кажется, что я не смогу так хладнокровно рассуждать и правильно делать выбор — враг предо мной или гражданское лицо.

— Сможешь. Станешь ты отличным снайпером. Внутренний стержень не даст тебе сломаться или ошибиться в выборе цели. — Тамара пристально посмотрела на понурившуюся девчонку и дружески потормошила ее за плечо: — Брось, не грусти раньше времени. Слушай лучше одну историю… Несколько лет назад, в одной из командировок, наши соседи столкнулись с тем, что по ним работает вражеский снайпер. Выстрелы преследовали в самое неожиданное время и, казалось бы, в защищенных местах. В людях появился страх. Враг казался неуловимым. Но больше всего угнетала его изощренная жестокость. Впервые столкнулись с тем, что снайпер использовал бронебойные и зажигательные патроны. А стрелял так, что отрывало части тела напрочь. Первый всегда был ранен, да так ловко, что самостоятельно от боли и кровопотери не мог проползти и десятка метров. Пока пытались его спасти, теряли еще нескольких.

Долбили, конечно, из пулеметов и гранатометов в направлении, откуда могли стрелять. Растяжки выставляли, засады делали, в поиск шли — все без толку, через несколько дней опять потери и вновь тот же почерк. Какой-то заговоренный работал. И притянуло меня к этой истории. Попросилась поработать, помочь. Сначала, конечно, скептично отозвались, но, с другой стороны, решили, почему бы и нет, хуже точно не будет, а раз мне охота рискнуть, то вперед — билет заказан. Дали добро, нескольких парней, автоматчиков для прикрытия и зеленую дорожку.

После очередного нападения выдвинулись, прошарили всю округу. И представляешь, ничего. Даже лежки найти не смогли. Как будто черт с воздуха по нам лупит. Всю следующую ночь маялась, не могла уснуть. Хотя главная тайна для меня была в другом: не чувствовала я его. Как туманом все прикрыто, только запах какой-то тухло-сладковатый словно витает в воздухе.

Стала в следующие дни сама в лежке замаскированной прятаться. Выжидать. Может, где ошибочку выдаст зарвавшийся от своих успехов гад, может, оптика где блеснет. Тишина. Даже птиц никто не спугнет. И не давал мне покоя запах этот трупно-приторный. Предчувствие голову сверлило, что силы какие-то схожие работают, да только против нас. Выставила вокруг себя обереги, перед собой землей родной с заговором, еще бабкиным, осыпала и дальше выжидать стала. А ждать я умею. Прошла неделя. Без результата.

Вдруг вижу, как ворон-падальщик к месту одному на отвесном скальничке подлетел и пропал за чахлым кустом. И вот вроде обычное дело. Еды для них тогда полно было. Вороны жирные стаями кружили. А тут одна птица. Да и что ей делать на скале. Я вся в одно сплошное чутье превратилась. Глаза закрыла, чтоб не обмануться. Кожей чувствую, как на том склоне трава от ветра колышется. Как камушки осыпаются. Понимаю, что лаз за кустом находится, но вот в темноту его проникнуть не могу, не пускает что-то. Лишь веет оттуда так, что у меня по телу мурашки бегают. Ужас какой-то давит и гонит. Прямо силой себя удерживаю, чтобы не соскочить и бегом, в полный рост, не побежать прочь. А трупятиной прет оттуда так, что нос закладывает. И так мне жутко стало, как редко когда бывало. Даже объяснить тебе сейчас не смогу, ведь не видела ничего, а как будто из темноты этой вязкой, почти живой, морда на меня смотрит жуткая, уродливая и злобная.

И в это время один из недалеко прятавшихся парнишек-автоматчиков вдруг встает и шепчет: «Не могу я! Не могу тут быть!» А в следующую секунду в полный голос: «Не могу!!!»