Екатерина Наговицына - Снайпер в Чечне. Война глазами офицера СОБР

Бэл, довольный предложением, аккуратно разлил в пузатые крышки горячий кофе, стараясь не облиться при движении, передал водителю и сам отхлебнул. Машина подпрыгнула на ухабе, и японцы что-то щебетнули.

— Да нормуль все будет, товарищи хиросимцы. Пиндосов бойтесь, а не наших дорог! — пробасил Витя, попивая кофе и подруливая одной рукой. — Мы же на вашем автопроме едем, че нам будет?

— Чего они?

— Да боятся, сердешные. Не принято у них на скорости напитки откушивать. А чего такого? Поехали на Камчатку, значит, пусть прочувствуют весь местный колорит. А ты, значит, у Славы с Варварой Максимовной отдыхал? Сослуживец, что ль?

— Так точно.

— Красавец. Служишь?

— Есть такое.

— А я отпахал свое. Старший прапорщик запаса Сиболюб Виктор Владимирович. Вот такие дела, браток. Пенсионствую, значит, ну и, чтоб не затосковать, гидством вот занимаюсь, туризмом по-нашему. А че, хорошо. Лишняя копейка. Иностранцев вот смотрю. Занятные они. Чего сюда едут, сами, по-моему, не знают. Ну да наше дело — сел поехал. Видишь, и тебя удачно подхватил на станции. Так-то я к Славе и не собирался в ближайший месяц. До него ныне еще то удовольствие ехать, дорогу размотало сильно. Ты-то как до них добрался?

— Героически, — хмыкнул Бэл.

— Эт по-нашему! Ну а я, прикинь, вечерком нажарил сковородку минтая, только решил рюмочку усугубить, и тут Люська, директорша, значит, фирмы нашей, звонит и чуть не в слезах уговаривает свозить этих доходяг до гейзеров да горячих источников. У Палыча, сменщика мово, вишь, машина еще днем наелась, починиться не смог, а японцы уже забашляли. Я ей, типа, не-е, не пройду, машина слабее, чем у Палыча, а мне в ответ — двойной тариф. Прикинь, сколько они с интуристов слупили, ну да а мне че, платют — и добро. Бог любит пехоту.

— Слушай, товарищ старший прапорщик, открой военную тайну, а у тебя хоть представление имеется, куда мы мчим посреди снега и тумана на полной крейсерской? — Бэл пил кофе, оглядывая просторы, на которых не было не то что приметных мест или указателей, а и самой дороги тоже.

— Есть. Правда, приблизительное. Но ты не бзди, паря. Тут главное, чтобы мы проскочить успели, пока солнце высоко не поднялось и горная река не вскрылась да не затопила тут все к чертовой матери. Внизу, напарник говорил, разлилось уже. Лето. Тають снега. Ну да где наша не пропадала, а?!

— Наша пропадала везде, — буркнул спецназовец и поежился.

— Ой-ей! — крикнул Виктор и топнул по тормозам. Бэл все-таки облился кофе, ругнулся, отряхиваясь, но водитель уже вылез из машины и озадаченно ходил перед капотом, судорожно вглядываясь вперед. Старики сильнее прижались друг к другу. Бэлу стало необъяснимо их жаль, и он, решив успокоить и приободрить, обернулся, пытаясь изобразить свою самую обаятельную улыбку во все лицо, но, видимо, своим натянутым оскалом напугал японцев еще сильнее, судя по тому, что они начали быстро непонимающе моргать. Тогда он махнул рукой и вылез из машины. Подошел к Виктору и остолбенел, ошарашенно разглядывая проносящийся перед ними поток воды, который с веселым бурлением преградил дальнейший путь по диагонали.

— Ну вот. — Водитель вскинул руки, указывая на все это великолепие, как будто Бэл и без этого не видел, что «вот». Затем почесал затылок под бейсболкой и, посмотрев на попутчика, серьезно спросил: — Может, не будем здесь форсировать, а? Боюсь, стащит, а там ниже кратер. Бухнемся, костей не разберут. Так и будем все вперемешку лежать.

— Витя, ты серьезно, что ли? Куда здесь лезть, поток будь здоров! — озадаченно кивнул Бэл. — Для наших мест эта преграда непроходимая.

— А что мы делаем, боец, с непроходимыми преградами? Правильно, с волшебным словом преодолеваем. Ладно, поехали, поищем брод потише.

— А это реально?

— Ты чего, воин? Здесь все реально. Это же Камчатка. Не кипишуй, Бог любит пехоту.

— И нашу роту. — Ощущая не самые добрые предчувствия и внутренне готовясь к возу приключений, Бэл полез в машину.

Виктор не обманул его предчувствия. Через полчаса метания по снежной равнине они все-таки завязли. Пришлось откапывать машину и толкать ее вместе с японцами, которые наотрез отказались вылезать из джипа. Упираясь спиной в грязный корпус, мокрый от воды и снега, Бэл размышлял, есть ли это знак, что нет ему дороги к Ветле, или все это лишь местная особенность передвижения. Машина с раскачки вылезла и тут же, через несколько метров, снова завязла в размокшем снегу.

— Да ты издеваешься! — в сердцах крикнул он.

— Толкай, боец! Бог любит пехоту! — крикнул в открытую дверь старший прапорщик.

— Ага, и нашу роту, — процедил сквозь зубы Бэл.

Через несколько минут машина все-таки выгребла на более твердую поверхность, и он, клацая зубами от холода, наконец-то залез в теплый салон.

— Давай-ка мастер-класс, чтобы дальше без историй про репку, дедку и прочую хрень.

— Постараюсь, но тут как дело пойдет. А вон вроде как земля нарисовалась.

Впереди действительно появились темные силуэты сопок.

— Там снег сошел, полегче пойдем.

Полегче не пошло, и уже через час Бэл толкал джип в размякшей жиже, подспудно вспоминая, сколько он вот так перетолкал различного транспорта в грязной пластилиновой Чечне. Виктор предусмотрительно расстелил на его сиденье полиэтиленовую накидку, чтобы не испачкать пошарканный велюр во время переезда от одной условно проходимой преграды до другой, менее проходимой, и лично наливал ему кофе по возвращении в салон, в знак уважения за его подвиг во имя международного туризма и окружающей красоты.

Солнце поднялось, туман растаял, и открывшиеся виды вновь поражали бесподобием и грандиозностью. Кофе с каждым выходом для физической помощи детищу японского автопрома становился все вкуснее и вкуснее, и уже на грани «божественного напитка» Виктор сообщил, что через перевал их пути разойдутся: он с уже не на шутку перепуганными туристами поедет налево к водопадам, а Бэлу дорога направо, раз уж так приспичило ему шагать в сторону Мутновских вулканов. Лично Виктор и дальше готов был взять с собой такого замечательного попутчика, но Бэл категорически отверг приглашение. На прощание японцы, видимо уже покорившиеся возможному факту собственной гибели на чужбине, обреченно, но достойно кивнули, а прапорщик, махнув рукой, крикнул:

— Бывай! Бог любит пехоту! — и, захлопнув дверь, рванул дальше, выкидывая из-под колес комья грязи.

— И нашу роту! — прокричал вслед Бэл и бодро, чтобы не замерзнуть в промокшей грязной одежде, зашагал в указанном направлении.

Еле приметная тропа начала резко забирать вверх. Бэл шел, периодически спотыкаясь и проваливаясь в размякший снег. Начала сказываться усталость от насыщенного дня и раннего подъема. А вокруг ни души. Только наблюдающие за ним усмехающиеся скалистые высоты в парении курящихся фумарол. Разгоряченный от перехода, он все равно стал зябнуть. Холод поднимался от промокших насквозь ног по позвоночнику и, покалывая, растекался по телу. Даже есть не хотелось от утомления. Хотелось переодеться в сухое и отдохнуть, но раздеваться среди снега, на восхождении, не было ни смысла, ни желания.