Михаил Мондич - СМЕРШ [Год в стане врага]

У выхода из столовой меня поджидала Соня.

— Я хотела бы с вами поговорить, — краснея обратилась она ко мне.

— В чем дело, Соня?

— Я не знаю, как приступить… — Соня волновалась и говорила несвязно.

— Пойдем ко мне, поговорим, — предложил я. Соня явно хотела сообщить мне что-то серьезное, и я не счел удобным разговаривать с ней на улице.

На столе моем лежали папки со строго секретными документами и пачки румынских папирос. Соня попросила разрешения закурить.

— В чем дело, Соня?

Она не сразу ответила. Волнение ее все усиливалось.

— Если бы вы знали, как мне неловко… Я может лучше поговорю с вами в другой раз.

— Как вам будет угодно. Однако со мной можете быть откровенной. Если я вам не смогу помочь, то, во всяком случае, и не поврежу.

— Вы такой неприступный…

— Это только на вид, Соня.

— Нет, нет. Я лучше поговорю с вами завтра.

Тем не менее, Соня не уходила. Она неумело выпускала изо рта струйки табачного дыма, задыхалась и кашляла.

— Вы могли бы мне помочь?

— С большим удовольствием, если это будет в моих силах.

— Дело в том… Нет, не могу…

Я покачал головой.

Соня отвернулась от меня и, глядя упорно в окно, сбивчиво заговорила.

— Офицеры преследуют меня на каждом шагу. Я чувствую, что не устою… Если бы вы согласились, так, только для вида, ухаживать за мной, они, наверно, перестали бы преследовать меня.

Так вот что так сильно волновало Соню. Что же? Услуга небольшая. Соня говорила искренне, в этом я был уверен. Не помочь одинокой, воспитанной в иных условиях, девушке — было бы преступлением.

— Попробую, Соня, — согласился я охотно.

Соня радостно поблагодарила меня и поспешно ушла.

Интересно, что получится из моего ухаживания? Как будет вести себя Соня? Работа в контрразведке не может не повлиять на нее. Выдержит ли она? Мефодий — крепкий парень, и то жаловался мне вчера на чрезмерную жестокость следователей.

Только беспринципная Ева не унывает. Успела уже обзавестись поклонниками. Я наблюдал за ней во время обеда, — улыбается, шутит, громко смеется. Смершевцы по-дружески здороваются с нею.

Завтра управление переезжает в другое место. Куда — никому не известно. Строгая тайна.

Управление заняло половину Сабинова. Жители ругаются. Их выгнали из домов. Я живу в хорошей комнатке возле суда. Рядом со мной живут капитан Потапов, Виктор Михайлович, и майор Гречин, Георгий Лукьянович.

Вчера я познакомился с Галей. Интересная девушка. Она — старший следователь в четвертом следственном отделе. Красавица — стройная, золотые волосы, большие голубые глаза, тонкие губы, прелестные ножки, грудь…

Автобус, в котором мы ехали, часто портился. Галя ругалась на чем свет стоит. Пожалуй, сержант Ленька из запасного полка мог бы у нее поучиться.

Меня это удивило. С одной стороны — красивая девушка, с другой — грубый солдат: после каждого третьего слова следует матерная брань. Порою Галя нервно подергивала головой.

— Если еще раз у тебя заглохнет мотор, — сказала она шоферу сердито, — я тебе зубы выбью…

Шофер нахмурился, но промолчал. На меня эти слова Гали подействовали удручающе.

— Неужели у вас хватит на это силы? — спросил я.

Галя сидела рядом со мной, и мне было удобно разговаривать с ней.

Вместо ответа Галя зло посмотрела на меня и крепко сжала губы. Я улыбнулся. Да и как было не улыбнуться? Что могла сделать верзиле-шоферу она, эта стройная и красивая девушка?

— Вы меня еще не знаете, — сухо бросила Галя и и закрыла глаза.

Густые ресницы, румяные щеки, вся ее очаровательная внешность как-то не совмещалась с ее поведением и словами.

— Я не стремлюсь к этому, — так же сухо произнес я.

Галя нервно дернула головой и открыла глаза. Она хотела что-то сказать, но воздержалась.

Сегодня утром, во время завтрака, капитан Потапов сказал мне, что Галя — самый жестокий следователь во всем четвертом отделе. Нужно будет поближе познакомиться с ней и выяснить причины, доведшие ее до такой жестокости.

Майор Гречин направил меня к капитану Шварцу в четвертый отдел. В здании суда, на втором этаже, в небольшой комнате, за письменным столом сидел капитан Шварц.

— Садитесь, товарищ переводчик, — обратился ко мне капитан Шварц. — Дежурный! — крикнул он, — приведи ко мне словака.

Капитан Шварц весьма похож на мясника: грузная фигура, толстое лицо, усталые глаза, грубый бас.

В руках Шварца — резиновая нагайка.

Дежурный открыл дверь и впихнул человекоподобное существо. Это был «словак» — лет 16-ти, грязный, худой, с безжизненными глазами, в лохмотьях и дырявых сапогах. От него несло неприятной смесью пота и грязи. Словак, заметив грозный вид капитана, начал дрожать.

— Садись.

Словак, дрожа всем телом, сел на стул и опустил голову.

Нет таких писателей в мире, которые, хотя с приблизительной точностью, могли передать словами то, что я видел во время этого допроса.

Капитан бил этого несчастного юношу с таким остервенением, словно хотел убить его.

Словак побледнел, посинел и свернулся в комок, поминутно вздрагивая всем телом.

Вдруг он бросился на колени перед капитаном и со слезами на глазах начал просить пощады.

Я многое видел в жизни, побывав в шести гестаповских тюрьмах, но такого унижения человека перед человеком, как это было в комнате у капитана Шварца, ни разу не довелось мне видеть: словак целовал сапоги у капитана, умолял, плакал.

Но на лице капитана не было ни тени сострадания.

— Встань, мать твою так… и отвечай мне на вопросы, — ревел Шварц. — Я тебя, сукина сына, проучу, ты у меня…

Словак все еще не вставал. Он не терял надежды умилостивить капитана. Новые удары нагайкой и сапогами — и словак очнулся. Он с трудом поднялся и сел на стул.

«Сумасшедший», — подумал я. Безумные глаза словака блуждали по комнате, но он ничего не видел.

— Пить… — простонал он и свалился со стула, потеряв сознание.

Шварц позвал дежурного и приказал убрать словака.

— Черт с ним! Все, что знал, уже сказал. Завтра расстреляем.

При последнем слове капитан Шварц вяло зевнул.

Я поспешил уйти. Мольбы словака глубоко потрясли меня.

Хорошо, что я не в следственном отделе.

Господи, помоги мне перенести все ужасы человеческого мракобесия! Дай мне силы устоять в этом омуте смерти не запятнанным кровью!

Управление контрразведки СМЕРШ делится на пять отделов.

Первый отдел непосредственно прикреплен к фронту. Главная задача его — зорко следить за политическим состоянием Красной армии. Нет такой роты, в которой не было бы смершевцев или их агентов. Первый отдел, как огромный паук, окутал весь Четвертый Украинский фронт сетью агентов, доносов и недоверия.