Михаил Мондич - СМЕРШ [Год в стане врага]

Выяснилось следующее: по поручению полковника Козакевича майор Надворный должен был допросить Рафальского. Во время допроса майор вышел в коридор приказать дежурному принести воды.

Арестованный Рафальский воспользовался случаем: открыл окно и прыгнул вниз, на бетонированный двор. Арестованный Рафальский разбил себе голову, сломал правую руку. Через десять минут после случившегося — умер…

Я подписал.

— Спасибо! До свидания!..

Капитан Шапиро допрашивал эсесовского генерала. Я переводил его личные документы.

— Товарищ младший лейтенант! К капитану Степанову, — доложил связной.

— Передайте капитану Степанову, что я занят.

— Есть. Передать, что вы заняты.

Связной ушел.

На улице гудели моторы. Кто-то приезжал, кто-то уезжал. Я бросил удостоверение генерала и зашагал по комнате.

Если все затянется надолго, я сойду с ума. Бежать? Можно. Но я должен непременно заехать в Мукачево. Там у меня целый ряд документов.

В комнату вошел капитан Шибайлов.

— Коля, на минутку… Я арестовал одного чеха, очень подозрительного. Его жена живет на другой квартире. Нужно узнать адрес.

Я спустился с капитаном в подвал.

— Дежурный, вызовите Скживанека.

Открылась дверь. В темном подвале жались друг к другу арестованные. Их было так много, что не было места сидеть. Они стояли.

— Скживанек!

— Зде.

— Выходи!

Капитан записал адрес жены Скживанека…

Я возвратился к себе в комнату.

Капитан Шибайлов поехал арестовывать жену Скживанека.

В три часа ночи я решил все бросить и лечь. Не могу больше! Нет сил! Все мне кажется таким странным и непонятным, словно я не в реальной действительности, а в кошмарном кровавом сне.

Раздеться… Зачем? Все равно легче не станет.

Внизу в подвалах стоят арестованные. На улицах гудят моторы. Кто-то ругается. На дворе, в пыли, лежит Рафальский. Мозги, смешанные с пылью.

— Ты, генерал, не ври! — допрашивает Шапиро эсесовца.

А теперь бьет его… Все ерунда.

Но мозги, смешанные с пылью, — не ерунда. Нет, это результат человеческого мракобесия. Кого обвинять? Некого! Себя? За что? За то, что родился? Но я в этом не виноват.

Спать надо! Философия всегда доводит до чертиков. Кому вообще нужна философия? Смершевцам? Зачем? Они великолепно обходятся и без нее…

Шапиро — подлец. Знает, что я спать хочу. Так нет чтоб работать потише, — орет как сумасшедший. Да ведь он и есть сумасшедший. Все мы сумасшедшие. Кто из нас может улыбнуться чистосердечно, как улыбаются дети? Никто… Что я хотел вспомнить?.. Да! Я подписал акт о самоубийстве Рафальского. Прочь все мысли! Прочь, прочь! Три часа ночи. Что делать, как уснуть?

— Du bist kein General, du bist подлец…

Шапиро не только подлец, но и хам. Если он не жалеет меня, то хоть бы пожалел себя. Ведь ночь, глубокая ночь! Спать надо… Что делает Волошин? Богу молится? Поздно.

Смерть… Кровь… Мозги, смешанные с пылью…

Сегодня 14-е мая. Полный расцвет весны. Я рад, что капитан Шапиро «плюнул» на работу и занялся грабежом. Как все просто в наших условиях! Все двери открыты. Никто не решается рта открыть, чтобы сказать слово протеста.

НКВД. Чехи боятся чекистов больше, чем гестаповцев в свое время.

В течение трех дней их отношение к русским переменилось на все сто процентов. Уже не кричат «наздар».

У подполковника Шабалина 10 чемоданов разных ценных вещей. Капитан Миллер «переплюнул» всех — у него 15 чемоданов.

Шапиро «приобрел» аккордеон «Höhner». Шибайлов хвастается двумя фотоаппаратами «Лейка». Гречин собирает «коллекцию» ручных часов. Попов грабит, но, как всегда во всем, очень осторожно и тайно.

Козакевич надел на себя хороший костюм какого-то арестованного товарища министра и ходит в нем.

— Шибайлова ожидает выговор, — обратился ко мне Шапиро.

— За что?

— Не поймал Власова. Ездил в Пильзен — тоже без результата. Мне кажется, что Власова скрывают американцы.

Шапиро вышел из машины.

— Я только загляну в одну лавку.

Едва он отошел несколько шагов в сторону, я почувствовал на спину чью-то руку.

Смотрю — Лиза Л.

Шапиро может возвратиться каждую минуту. Он знает, что я никогда не был в Праге. Составляя свою автобиографию в Мукачеве, я написал, что за всю жизнь, помимо пределов Карпатской Руси, я был только в Будапеште.

— Здравствуй, Лиза. Извини, я не могу с тобой разговаривать. Прошу тебя, уйди… Когда-нибудь я все объясню тебе…

Лиза смутилась, покраснела и заторопилась.

Она сделала не больше пяти шагов, как вернулся Шапиро.

— Лавка закрыта… Поехали…

Шофер завел мотор.

Должно быть, я умею хорошо скрывать свои чувства, так как Шапиро ничего не заметил.

В душе же у меня была целая буря. Простая встреча с бывшей одноклассницей могла выдать меня: выяснилось бы, что я жил раньше в Праге, что я был связан с русскими эмигрантами, что я врал, что я «очень подозрительный молодой человек», контрреволюционер, шпион, изменник.

Пять минут назад расстояние между мною и смертью было меньше шага.

Интересно, какие цели преследует моя судьба? Должно быть, какие-то особенные, иначе она б не отводила от меня вот-вот неминуемую смерть.

Пока не следует радоваться. Кроме наших оперативных групп в Праге работают смершевцы Конева и Малиновского. Их гораздо больше. Возможно, что они уже арестовали кого-нибудь из моих друзей, и моя фамилия где-нибудь выплыла.

Майор Гречин говорил мне, что мы приехали в Прагу «незаконно». Это значит, что Прага территориально принадлежит чекистам Конева и Малиновского. Ковальчук не устоял, чтобы не «поживиться добычей» в Праге, и послал нас сюда.

Мы, кажется, оправдали его доверие. Сотни арестованных тому порукой. Если же мы останемся в Праге еще несколько дней, то число арестованных перейдет за тысячи. Ковальчук получит следующую звездочку и какой-нибудь крупный орден.

В шесть часов вечера в одной из комнат Смиховской школы произошел следующий случай:

Вошел худой, как и все остальные, военнопленный немец. На вид он ничем не отличался от тысячи других военнопленных.

— Я хотел бы с вами поговорить, — обратился он к нам.

— В чем дело? — спросил капитан Шапиро.

Немец откашлялся.

— Я работал агентом английской разведки…

— Интересно.

— Как рабочему гамбургских доков, — продолжал немец, — мне легко было давать ценные сведения англичанам.

— Так… Чего же вы хотите от нас?

— Чтобы вы отпустили меня на волю.

Капитан Шапиро хитро улыбнулся…

— Хорошо. Поедем с нами…

В доме № 11 между мною и капитаном произошел весьма короткий разговор.

— Однако, английская разведка хромает. Я удивляюсь англичанам…

— Почему?

— Они плохо инструктируют своих агентов. Агент не смеет (он должен запомнить это на всю жизнь!) никому и никогда говорить о том, что он агент.