Коллектив авторов Биографии и мемуары - Владимир Высоцкий. Человек. Поэт. Актер

Галича озабочены куда менее возвышенными материями: раздобыть «сырку к чайку или ливерной», отмыться на собрании от аморалки, не упасть в гололедицу, таща скарб к теще, одарившей пристанищем опального абстракциониста. Помощь без позы и пафоса — норма в этом неказистом мире…» И далее — в том же духе, например: «В ухарских куплетах Высоцкого о всяких "Нинках с Ордынки" поведано взахлеб, с упоением — но сами "Нинки" для автора — условность, эпатаж… И у А. Галича, скажем, есть "Тамарка-буфетчица, сука рублевая", но он не способен брезгливо хохотать над ее пегой прической — как похохатывали над "Нинкой", одетой "как уборщица", над убожеством четы, пучащейся в телевизор», — и далее идут длинные перечни во имя утверждения исконного демократизма А. Галича в отличие от иных прочих «мужественных романтиков». Ну можно ли — спрошу еще раз — утверждать одного поэта за счет другого? Похоже, методика остается прежней: «бабу» вздымают ввысь, не стесняясь в затратах.

Когда увидит свет в издательстве «Прогресс» сборник «Владимир Высоцкий. Человек. Поэт. Актер», мы среди прочих интересных воспоминаний о нем родственников, друзей, соратников по искусству прочтем и замечательные суждения художника Михаила Шемякина, трактующего, кстати, и вопрос о причинах срывов В. Высоцкого. В отличие от нередких, увы, пренебрежительно-высокомерных суждений по этому поводу, Шемякин пишет о колоссальном нервном перенапряжении творца, артиста, требовавшем — хотя бы на время — любым путем отключаться от повседневности. Говорю об этом, разумеется, не ради оправдания подобных «отключений», но чтобы пояснить сложность проблемы. Мне приходилось общаться с Высоцким во времена его абсолютной трезвости, и могу уверенно сказать, что уговоры друзей и поклонников «принять» оставляли его холодным и неколебимым — здесь срабатывали действительно глубоко внутренние причины.

Повторяю, что и до и после всенародного празднования 50-летия Высоцкого появилось много (сотни, сотни и сотни!) отличных публикаций. Материала разного плана уже столько, он столь разнообразен и разномасштабен, что наше сообщество вполне созрело для создания фундаментальной «Энциклопедии Владимира Высоцкого» по типу тех, что изданы академическими кругами о М. Лермонтове или Т. Шевченко, например. Не сомневаюсь, что подобный труд будет и подготовлен, и издан, ибо работа по накоплению и осмыслению данных о жизни и творчестве В. Высоцкого ведется повсеместно, увлеченно и непрерывно. Однако нужны и своеобразные «фильтры», чтобы не потащить в осмысление судьбы поэта те спекулятивные, просто нечистые подчас игры на его имени, которые то тут, то там затеваются после его смерти вокруг него, — чтобы отвеять мусор, сохранить зерна и взлелеять добрые всходы. Дело в том, что сейчас нашлось немало любителей строить на волне популярности Высоцкого, опираясь на материал действительно ему принадлежащих песен, явно односторонние концепции: энергично привлекая из наследия поэта то, что им подходит, и не обращая внимания на все остальное. В конце концов, в алфавите всего 32 буквы, но из них сложены все без исключения слова русского языка, а из этих слов состоит вся великая русская литература. Что же говорить о возможности произвольных построений из 700 песен Высоцкого, охватывающих весь мир человека? Из подобного «алфавита» можно построить миллион несовпадающих статей и книг. Мне пришлось видеть в 1988 году полуторачасовой спектакль, где актер, представляющий alter ego поэта, пел его песни, по-обезьяньи взбираясь на перекладины и повисая на них под потолком едва ли не кверху ногами, но, главное, тщательно оправляя под лучом прожектора специфически длинные рукава медицинской рубахи. Его коллеги же то исполняли песни Высоцкого на манер вагонно-бродяжных под звон бросаемых медяков, то ухарски, изображая блатных. Да, все тексты принадлежали Высоцкому, но мировидение больного, разболтанного, раздраженного человека принадлежало режиссеру этого драматического спектакля.

Но лучше ли выглядело балетное построение? Не будем говорить об элементарных ошибках (так, «Баллада о ненависти» из кинофильма «Стрелы Робин Гуда» об Англии XI века была хореографом отнесена… к Великой Отечественной войне), хуже другое: истолкование! «Канатоходец» — песня о тех редких смельчаках, которые шагают над пропастью жизни без страха и без страховки — под улюлюканье тех, кто хотел бы их падения, — превращается в милый сюжет о циркаче, изящно передвигающемся среди цветных мигающих огоньков… «Охота на волков» — аллегория о прорыве личности к свободе, через все барьеры и запреты — трактуется как… лирический дуэт разобщенных влюбленных, которые, однако, преодолевают сопротивление «егерей» и в конце концов соединяются!.. Если это не профанация, то что?

Особенно удобен оказывается Высоцкий для манипуляций иных шустрых обществоведов. Послушать их — не было у нас, оказывается, ни прорыва в космос, ни Хельсинского соглашения, ни великой Победы, не было в мировой истории крутого поворота благодаря этой победе, хотя бы глобального крушения колониальной системы: не на чем светлом остановить взгляд! Для всего мира существует великая держава СССР, для них — нет. Эти ученые мужи раздувают огненный пожар безверия и всепожирающего цинизма в тех, кто только входит в мир. Не сгореть бы им и самим, подобным «философам», в этом пожаре, к которому Высоцкий никакого отношения не имеет. Ведь он столь популярен не только у нас, но и за рубежом именно в силу выдающейся экзистенциальности. Его кредо — утверждение жизни при полном понимании трагизма, нелепостей, пестроты и несуразности в этой самой жизни, а не самодовлеющее низвержение. Его концерты, начиная с первого, вызывали духоподъемное настроение, а не стремление к всесокрушению, которое демонстрировали юные рокмены из кинофильма «Легко ли быть молодым?», например. Нет, Высоцкий строил жизнь и чистил ее и отображал ее трагизм, показывая, как людям не дают быть хозяевами этой жизни. Самоцельное изобличение прошлого — лишь первый, самый поверхностный вид умственной деятельности, хотя, занимаясь им, просто и доступно прослыть человеком современным и прогрессивным. Не думая ни о цензуре, ни о конъюнктуре, Высоцкий критиковал то, что мешало ему (и нам) в ходе самой жизни, а не задним числом! Рискну предположить, о чем бы он пел, к примеру, в наши времена. Представляю себе его песню из «шахматного» цикла, в которой он отметил бы блистательный ход черного короля — с двумя восклицательными знаками, — когда были введены ограничения на подписку и гласность была ущемлена, а общее внимание отвлечено от других серьезных проблем… Я думаю, он не только высмеял бы шум вокруг БАМа, но и нашел бы способ поэтически спросить, кому и для чего нужно было вкладывать такие громадные средства и трудовые ресурсы в непродуманную структуру… Не сомневаюсь, под увеличительным стеклом у него корчились бы и те, кто перестройку сознательно превращает в пристройку, приспособляет старую административно-командную систему к новым условиям. И зная его, мы, конечно, ждали бы от него песен и о националистах всех рангов, греющих руки над костром народной беды, и о наценщиках на товары, словом, обо всем, что волнует нас сейчас, — не ожидая, когда воспоследует сверху разъяснение о персонально ответственных и освобожденных от должностей, а потому и безопасных. Думаю, Высоцкий не мог бы пройти и против того растления, которое выражается повсеместно в нежелании трудиться и в неприязни к тем, кто как раз и «вкалывает». И вместе с тем уверен, что с теплотой, юмором и любовью пел бы он о тех, на чьем крепком хребте всегда держалась и будет держаться мощь нашей действительно великой державы. Высоцкий говорил о своем времени (и сказал бы о нашем) всю правду как подлинный творец большой народной жизни, и нечестно растаскивать его творческое наследие на клочки, приспосабливая к своим спекулятивным целям.

Читать дальше