Николай Гринкевич - Строки, имена, судьбы...

Библиотечный ярлык

Так скрещиваются иной раз самым неисповедимым образом пути коллекционных находок.

Больше всего хлопот причинила мне увенчанная шестнадцатизубцовой графской короной геральдическая печать Николая Александровича Кушелева-Безбородко, поставленная им в середине прошлого века на титул "Краткой истории России с начала и до наших дней" аббата Перэна. Книга увидела свет в Париже в 1804 году. Долгое время мне никак не удавалось узнать хоть что-нибудь о Кушелеве-Безбородко. Я знал лишь, что в 1911 году по инициативе Императорской Академии Художеств издательством товарищества Голике-Вильборг был выпущен альбом, посвященный его картинной галерее.

Разуверившись в собственных силах, я, наконец, решил обратиться в Эрмитаж. Вскоре на мое письмо пришел любезный ответ от заведующей отделом истории западноевропейского искусства Государственного Эрмитажа К. Ф. Асаевич. Вот что она мне писала: "… отвечаем Вам на Ваш запрос относительно галереи Н. Л. Кушелева-Безбородко и о нем самом. Посылаем Вам выдержки из вступительной статьи М. М. Далькевича к альбому "Императорская Академия Художеств. Галерея графа II. А. Кушелева-Безбородко", в которых Вы найдете ответы на интересующие Вас вопросы.

В дополнение к этим выдержкам можем сообщить, что значительная часть собрания картин галереи после Великой Октябрьской революции поступила в 1922 году в Эрмитаже, другая часть находится в Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина (Москва)". Дальше следуют выдержки: "Подобно большинству наших частных собраний, галерея Кушелева-Безбородко возникла в царствование императрицы Екатерины II. Сам князь Александр Андреевич Безбородко, основатель галереи, в письмах к Воронцову в 1795 г. так излагает историю своих приобретений: "Испытав в жизни моей всякого рода мотовства, вдруг очутился охотником к картинам. Я получил картины из коллекции Орлеанского герцога, три из кабинета Шуазелева и несколько других…

…Словом, с моим жарким старанием, с помощью приятелей и с пособием в 100 тысяч, издержанных мною, менее трех лет составил я хорошую коллекцию, которая числом и качеством превзошла Строгановскую… есть у меня Сальватор Роза, какого и в Эрмитаже нет…"

Но как ни "жаден" собиратель галереи на итальянские картины — именно эта часть собрания и является наиболее слабой и тех "весьма добрых картин итальянских", о которых упоминается в письме, нет в дошедшем до нас собрании…

Отсутствие картин, упомянутых в письме, объясняется еще и тем, что галерея претерпела много превратностей и изменений. После смерти основателя ее… умершего бездетным, галерею поделили между собой его племянницы графиня Кушелева и княгиня Лобанова-Ростовская. Впоследствии часть, принадлежавшая гр. Кушелевой, в свою очередь распалась на две части, перешедшие к сыновьям её Александру и Григорию. Первый из них, граф Александр Григорьевич, не только пополнил свое собрание покупкой почти всей галереи кн. Лобановой-Ростовской, но… приобрел целую массу новых художественных произведений… Дом его на Гагаринской набережной представлял собой целый музей… По смерти гр. Александра Григорьевича это богатое собрание опять распалось и пошло в раздел между сыновьями Григорием и Николаем. Часть первого после его смерти была распродана с аукциона в Париже в 1869 г. К счастью, иная судьба постигла ту часть коллекции, которая принадлежала его брату.

Граф Николай Александрович Кушелев-Безбородко родился в Петербурге 28 ноября 1834 г. По окончании Пажеского корпуса он поступил в Кавалергардский полк, но, скоро оставив службу, отправился в заграничное путешествие и… тратил значительные… средства на приобретение художественных произведений, собирая, главным образом, картины новейших, современных ему западноевропейских художников.

Он умер в Ницце 11 апреля 1862 г., но в духовном завещании обеспечил свою галерею от последующих раздроблений… определив участь ее словами: "Картины и статуи передаю я в Академию Художест в для составления публичной галереи, открытой постоянно для художников и публики, допускаемых без стеснения в форме одежды".

Что же касается дарственных посвящений и надписей на книгах, то все эти "автографы", за редким исключением, не поддаются расшифровке. Как правило, они так и остаются неразгаданными. Конечно, жаль. Но взамен этого истинное наслаждение приносит игра собственного воображения, собственного творческого вымысла, рождающая подчас самые неожиданные варианты предположении и догадок.

Вот три примера, три задачи со многими неизвестными, три вопроса, которым суждено остаться без конкретных ответов. И, может быть, именно в этом заключается своеобразная прелесть следующих трех автографов.

Пример первый. Некто Дмитрий Жеков преподносит кому-то 14 августа 1893 года купленную им в Киеве, в книжном магазине Франца Иогансона (об этом говорит печать фирмы) "Иллиаду" Гомера в переводе Гнедича. Свой подарок он сопровождает посвящением: "В память вечной пылкости ума, в память желательных моментов".

Что скрыто в этих словах? Если воспоминания — то о чём? Если признание — то в чем? Если желание — то чего?

Нам никогда не разгадать их смысл. Он был понятен только автору восторженных строк и тому, а вернее — той, которой они посвящались. Маленькая интимная тайна двух людей. Она ушла вместе с ними.

Пример второй. На первой странице "Истории Суворова" Николая Полевого размашисто и коряво выведено: "Сия книга принадлежит сл. Осипу Никифорову Суворову". Что мы можем предположительно сказать о хозяине книги? Дальнее ли родство связывало его с великим полководцем, или он был просто его случайным однофамильцем? Что значит — сокращенное и, наверное, очень важное для нас "сл."?

И, наконец, пример третий. Загадка неизвестного, начертавшего на титуле пьесы Леонида Андреева "Царь Голод" слова сурового приговора: "Придет Царь Голод и снесет к черту буржуазный мир, построенный на слезах детей, рабстве человека и безумных тратах кровопийцев-капиталистов. Петербург, 1914 год". Росчерк фамилии — не понятен…

Как-то, привычным жестом вскинув беспалую ладонь правой руки к полям выгоревшей фетровой шляпы и многозначительно хмыкнув в молодцеватые завитки унтер-офицерских! усов, бай Иван вручил мне два номера литературно-художественного журнала "Жар-птица". Этот журнал издавался в Германии в двадцатые годы, в кратковременный период необыкновенно интенсивной культурной жизни "русского" Берлина, в котором в то время жили и работали Эренбург, Андрей Белый, Алексей Толстой, Шкловский, Айхенвальд, Марина Цветаева, Ремизов, Пильняк.