Уоррен Харрис - Софи Лорен

По пути в Лондон Софи остановилась в Париже, чтобы Бальмен мог лично наблюдать за генеральной примеркой. Помимо необходимых по роли платьев с глубоким вырезом, Бальмен предложил ей несколько очень модных костюмов и шляпок. Однако самым впечатляющим был черный атласный нарядный корсет вдовы, в паре с длинными чулками. В этом наряде актриса снималась в сцене с раздеванием, которая происходит в комнате для осмотра больных доктора Кабира.

В целях создания рекламной шумихи перед началом съемок "Миллионерши" продюсеры устроили для Софи переезд из Парижа в Лондон, предварительно оповестив прессу, чтобы ее встречали уже на станции Виктория. Петер Селлерз тоже должен быть там и приветствовать партнершу розами и шампанским. Две звезды никогда раньше не встречались, что обещало для фотографов как минимум несколько интересных снимков. Карло Понти оставался в Париже по делам и планировал присоединиться к Софи позже, поэтому во время встречи актрисы на вокзале репортерам-скандалистам так и не представилось возможности превратить триумф в судилище.

Петеру Селлерзу было тогда тридцать четыре года. В течение всей своей актерской карьеры он играл характерные роли и даже с натяжкой его нельзя было назвать секс-символом, как Софи Лорен. Во время первой встречи Селлерз нашел ее самой соблазнительной и прекрасной женщиной из всех, кого он когда-либо видел. Но вернувшись в этот вечер домой, постарался спрятать свой восторг, заявив своей жене Анне, что Софи "кое-где просто безобразна".

Для Софи эта встреча, очевидно, не стала любовью с первого взгляда. Но после нескольких минут общения с Селлерзом, пока они оставались вместе до ее отъезда в загородный дом, он очаровал ее и даже заинтересовал. Продюсеры арендовали дом для актрисы и сопровождающих ее лиц в Хертфордшире, в нескольких милях от студии. Витторио Де Сика предпочел квартиру в лондонском Мейфэйере, поближе к игорным клубам.

Уже на следующий день начались репетиции с режиссером Энтони Эскуитом. Он сразу же попросил всех звать его Паффином ("Тупиком"), прозвищем, которое он получил еще в школе из-за сходства его носа с клювом этой морской птицы. Сейчас Эскуиту было под шестьдесят. Он происходил из богатой и знатной семьи (его отец в свое время занимал пост премьер-министра Англии — с 1908 по 1916 год, а мать принадлежала к столпам высшего общества), однако не кичился этим, носил старые, выцветшие рабочие комбинезоны, и все очень любили его.

"Паффин никогда не приказывал актерам. Он показывал, как надо делать, — мягко и интеллигентно, без всякого нажима", — вспоминала Софи. Критики часто описывали режиссерский стиль Эскуита как "ненавязчивый". А актеры едва ли подозревали о его вкладе в конечный результат их игры — все выходило как бы само собой.

С первого же дня для всех, кто работал над "Миллионершей", стало ясно, что кинематографический роман между двумя звездами может превратиться в настоящий. "Я совершенно уверен, что Петер был просто сражен Софи. Для него как будто далекое небо неожиданно опустилось на землю, — говорил позже Грюнвальд. — Однако я не заметил ничего, что могло бы меня убедить, что Софи отвечала ему взаимностью, если не говорить, конечно, о тех обычных нарцистических чувствах, которые часто испытывают звезды, когда на них направлен свет прожекторов, чему, может быть, в какой-то степени способствовало романтическое содержание фильма. Однако Петер мог подойти и держать Софи за руку, словно мальчишка, не знающий, как себя вести с девушкой, в которую он впервые влюбился. Если же описать ее отношение к партнеру в целом, то лучше всего это выразить так: она была к нему добра. Можно сказать и по-другому: ее поведение скорее обещало, чем гарантировало".

Затем Грюнвальд добавил: "Я убежден, что ни один мужчина не мог бы увести Софи от Понти. Она однажды сказала мне: "Без Карло я ничто", — возможно, не слишком справедливо к себе. — "Если бы Карло не было бы здесь, — говорила она, — что бы я делала? Я не смогла бы заработать и на корку хлеба. Никто не захотел бы возиться со мной, и я не смогла бы даже сняться для обложки журнала "Вог".

У еще одного члена съемочной команды была в этом отношении своя теория. "Я всегда чувствовал, что Софи — из тех актрис, которым необходима любовь главного героя, иначе они не могут показать все, на что способны. Что же касается Петера, то у него не было опыта исполнения романтических ролей. Поэтому он неправильно понимал сигналы, исходящие от актрисы, и у него создалась иллюзия, что Софи влюбилась в него".

Софи поняла, что Селлерз совершенно не похож на того человека, каким он выглядел во время их первого знакомства. Тогда это был обыкновенный мужчина, глядящий на мир просто через свои очки в темной оправе. Однако он из тех актеров, которые заводятся от роли и начинают ее играть двадцать четыре часа в сутки, пока снимается фильм. Однажды сам Селлерз так описывал себя: "У меня нет собственной яркой личности. Я от себя не могу ничего добавить в фильм. Я не знаю даже, что мне нужно делать каждый раз, и так происходит до тех пор, пока мне не расскажут и не покажут. И тогда я как бы включаюсь. После этого у меня нет никаких проблем, и я могу сыграть кого угодно".

В образе доктора Кабира Селлерз преобразился в симпатичного и самоуверенного человека, и это могло придать ему веру в то, что он сможет завоевать Софи Лорен в реальной жизни. Он покорен ею с первого момента встречи, как и его персонаж в фильме. Это происходит в сцене, когда Кабир прослушивает сердце Эпифании стетоскопом и восклицает: "Боже, я никогда в жизни не слышал такого пульса. Он словно колокольчик на санях. Он звучит на тысячи ладов. Мне он очень нравится. Я готов слушать его вечность, не прерываясь".

По сюжету, доктор Кабир массирует обнаженную спину Эпифании. Пока Петер Селлерз подходил к съемочной площадке, Софи сняла бюстгальтер и легла лицом вниз на больничной кушетке. Когда актер подошел, вид прекрасного тела поразил его. "Когда мы начнем снимать, должен ли я действительно делать вам массаж?" — спросил он.

Она засмеялась: "Конечно, дорогой".

"Все нормально, не так ли?" — спросил он снова, торопливо делая первые растирания.

"Да, все хорошо, — ответила актриса чуть насмешливо. — Вы ведь, кажется, доктор, или я ошибаюсь?"

В конце концов он отработал этот эпизод, мягко массируя спину Софи от шеи до талии. Спустя несколько лет он не мог даже вспомнить, сколько потребовалось дублей для этой сцены и были ли они вообще. "Я всегда думал, что в кино такие сцены имитируют, — вспоминал он. — Однако она лежала передо мной почти обнаженная — восхитительная, фантастическая женщина, очень живая и очень красивая… Могу сказать лишь одно: не думаю, что когда-либо мне кто-нибудь нравился так, как Софи".