А Гейнс - Очерк боевой жизни ахалтекинского отряда 1880-1881 гг.

Странно, сознавая всю трудность нападения на наш правый фланг по отнятии укреплений, прикрывавших сбор текинцев, все-таки поглядывали на правый фланг. Понятно, с какою неутомимою бдительностью каждый солдат следил за впереди лежащею местностью, с какою уставною точностью начальники занимали спои места и с какою боязнью за репутацию чести придумывали они все, чтобы не дозволить текинцам прорвать линию вторично. Как исключение представлялся Ставропольский редут, который, по отдаленности от крепости и близости лагеря, считался почему-то [39]самым безопасным местом и в котором гарнизон, утомленный бессонными ночами за работою в траншеях, улегся спать.

В таком положении застала ночь. Давно светила яркая луна, как вдруг без предварительного признака какого бы то ни было нарушения общей тишины раздались знакомые оглушительные крики: «алла!.. алла!..» Сливаясь в один вопль, могущий вылетать только из многих тысяч здоровых грудей, этот боевой призыв охватил весь левый фланг лагеря и Ставропольский редут… Несколько мгновений — и опять ловко подкравшиеся текинцы очутились внутри его. В одном месте было тонко и на нем порвалось. Опять всполошились артиллеристы, кинулись к орудиям, но что делать, куда стрелять — не выяснялось. В течение первых минуть частая пальба в разброд то прекращалась, то возобновлялась, а крик атакующих неумолкаемым ревом продолжал разноситься около самых лагерей, пули падали между орудиями, молча стоявшими в окопах флангом к нападающим. Впрочем, вскоре некоторый батареи открыли пальбу по крепости, а 4-я батарея 19-й бригады выкатила из траншей первую полубатарею и повернула ее фронтом налево…. «Требуют взвод от 4-й батареи», раздался голос адъютанта, заведовавшего артиллериею, — и быстро запряженные два орудия отправились к тыльному фасу лагеря, откуда тоже начались выстрелы неприятеля, обошедшего лагерь. Бой в Ставропольском редуте кончился очень скоро: около половины роты легло на месте, а остальные вместе с артиллеристами, уже потерявшими много товарищей, бегом кинулись из редута по направлению к батарее; другая рота местного батальона, открывшая огонь с места, не присоединяясь к оборонявшей редут, тоже не выдержала атаки и при отступлении оголила батарею; видя такое положение и не имея холодного оружия, еще не полученного от казны, артиллеристам 3-й подвижной батареи оставалось только увеличить толпу быстро отступавших, затем оставалось текинцам ворваться в лагерь, где, можно сказать, была одна только артиллерия. Что ожидало ее — было неизвестно, во всяком случае по малочисленности и способу отражения успех был вряд ли возможен.

Но, к счастью, тяжелые первые минуты миновали: 10-я рота Ставропольского полка при первых криках кинулась в ружье и, кинулась за своим испытанной храбрости командиром, поручиком Мерхелевым, на выстрелы, быстро появилась перед ручьем, протекавшим около батареи; таким образом, перегородив дорогу, [40]она застала его занятым массою перебегавших текинцев и наших; пропустив последних, залпами почти в упор остановила преследование противника; к этому же времени подоспела и 12-я рота: упершись правым флангом в траншею первой параллели, она справа и сзади залпы свои слила с залпами 10-й роты. Не зная, что происходить в Ставропольском редуте, поручик Мерхелев начал напирать на текинцев, чтобы скорее дойти до него… усилия удались — рота дошла, но гробовая тишина в маленьком укреплении показала, что здесь драма кончена…. Узнав об отнятом орудии, командир повел свою молодецкую роту далее быстро, почти бегом, в надежде нагнать захвативших его, но подскакавший к ним генерал Скобелев велел вернуться к редуту. Не доходя до него, рота стала фронтом перпендикулярно к направлению нападения, а 12-я рота правее ее. Апшеронцы хотя и пробовали помочь ставропольцам своими выстрелами, но опасность стрельбы ночью из за спины впереди стоящи остановила их; вскоре впрочем раздавшиеся выстрелы в тылу лагеря дали самостоятельное занятие и апшеронцам.

Минут через шесть около лагерей притихло все, но торжествующие крики, которыми встречались новые трофеи — горное орудие и, вероятно, не менее пятидесяти берданок с патронами — вызвали с нашей стороны озлобленную стрельбу и, кажется, очень кстати: говорили, что внутри крепости шло в это время навьючивание верблюдов. «Начинать бомбардирование!» слышалось везде в траншеях и непрерывными перекатами загремели орудийные выстрелы… Громкие вопли женщин с заклинаниями и причитываниями, крик верблюдов и раздирающей крик подшибленных собак составили концерт, который, стоя среди трупов своих товарищей, слушался нашими с удовольствием. Музыка в траншеях и бомбардирование продолжались часов до одиннадцати; только одни дальнобойные батареи, выпустив по нескольку боевых зарядов, должны были обратиться в зрителей.

Головы наших траншейных работ, не подвергнутые непосредственному нападению и не имевшие возможности принять участие в стрельбе по отдаленности цели, где бились текинцы и наши, почти безостановочно разрабатывали ходы в Великокняжескую калу с правого и с левого флангов. Наверху башни, заложенной по борту мешками с землею, поместили два, ракетных станка, мортирная батарея № 5-го уширена и усилена еще тремя мортирами, а на левом фланге оканчивалась полупараллель и вдоль [41]Великокняжеского ручья все левые оконечности траншей были соединены одною фланговою фронтом на запад, имея ручей впереди.

Еще дороже, чем 28-го декабря, обошелся нам этот, второй ночной бой с текинцами; потеря наша оказалась убитыми. 52 нижних чина и командир, можно сказать, вырезанной роты, поручик Яновский; ранеными: два обер-офицера и 96 солдат, да, кроме того, были отбиты неприятелем одно горное орудие и несколько десятков берданок.

Чуть рассвело 31-го декабря, как из траншей увидели оживленное движение в лагерях: фургоны и навьюченные верблюды, сбрасывали у первой параллели багаж, опять спешили назад; палатки, юломейки и кибитки, быстро исчезая в прежнем лагере, стройной линию вытягивались вдоль первой параллели. Еще раз переносился лагерь, и под самые выстрелы. Очевидная опасность выкупалась уничтожением большого интервала между лагерем и передовыми войсками; при таком положении войска более обеспечивались от отдельных нападений на передних и на резерв, так как лагерь, прикрытый с флангов и фронта траншеями, связывался еще с работавшею частью отряда несколькими подходами. Малочисленность наша не дозволяла даже расширить военную операцию на столько, чтобы отдельным отрядом противодействовать. Или по крайней мере безнаказанно наблюдать за песчаными курганами у Мельничной калы и за находившимся там подковообразным укреплением, т. е. за местностью, где совершенно спокойно собирались текинцы для производства вылазок. Все, что мог сделать генерал Скобелев, — сделал: в Опорной кале, как наблюдательный пост за пространством, лежащим западнее крепости, велел поставить одну сотню, а по ночам держать разъезды между Ольгинскою и Опорною калами и далее к Ставропольскому редуту для обеспечения тыла. Такими распоряжениями кончался последний день 1880 года.