Яков Гордин - Моя армия. В поисках утраченной судьбы

По воскресеньям в главном клубе Алзамая происходили танцы.

В один из таких дней я познакомился там с худенькой симпатичной девушкой, которая обратила на себя мое внимание прежде всего своей шубкой синего цвета — очевидно, верх был искусственной кожи. В клубе в тот раз было холодно, и танцевали не раздеваясь. Танцевали под патефон. Мы договорились, что и в следующее воскресенье я приду и мы встретимся. В следующее воскресенье мороз был -50°... Но не мог же я обмануть девушку в такой шубке! Тем более что в Алзамай за продуктами шла машина.

На танцы в полушубке и валенках не отправишься. В сильные морозы алзамайские патрули не так строго соблюдали устав строевой службы, и можно было появляться там одетым не по форме. Я надел шинель, начистил сапоги. У меня уже были для таких случаев перешитые брюки, напоминавшие галифе. Такое нарушение формы никакой мороз не извинял, но патрули меня знали, знали, что я в некотором роде на особом положении, и вряд ли стали бы придираться.

В кабину полуторки сел офицер. Больше там места не было, и я устроился в кузове. Вспомним, какая была температура... По таежной дороге девять километров — довольно длительный путь. Короче говоря, когда машина остановилась перед магазином в Алзамае, где мы получали продукты, то самостоятельно вылезти из кузова я уже не мог, поскольку совершенно задубел. Мне помогли добраться до раскаленной высокой круглой печки в магазине, где я постепенно обрел способность двигаться. Машину нагрузили. Офицер остался в Алзамае — там он и жил. А я сел в кабину и вернулся в часть. Танцевать я, конечно, смог бы. Но возвращаться поздно вечером пешком в -50°, девять километров по тайге в сапогах и шинели... На такой героизм ради девушки в синей шубке я оказался не способен.

Странно, но больше на танцах она не появлялась. Впрочем, я почти и не бывал на них, поскольку выходные часто заняты были репетициями самодеятельности или поездками с концертами.

Наши репетиции я по сию пору вспоминаю с каким-то особенно приятным чувством — теплый маленький клуб, алзамайские девушки, по-отечески приветливый гвардии майор Мурзинцев, другие участники, Стась Луцкий и Сережа Мороз, взводные в том числе... Все было как-то очень славно.

Уже в апреле, когда морозы ослабели, я любил в перерывах выходить в гимнастерке на край нашего оврага — клуб стоял, как помним, именно на краю, — и смотреть на звезды: звездное небо и бесконечная тайга вокруг...

17.II.1956. «Привет, дорогие. Получил ваше последнее письмо. Простите, немного задержал ответ <...>. Каждый день приходилось бывать в Алзамае. Часто ходил туда пешком. Погода эти дни стояла превосходная, и прогулки эти доставили мне массу удовольствия. Относительно тепло. Солнечно. Идешь, идешь, потом встанешь и слушаешь: ветра нет, тихо, сосны от мороза потрескивают, иногда дятел постучит, в Алзамае вопят паровозы. Пихты, кедры, сосны — зеленые. Особенно кедры. Снег сверкает, небо—синее ослепительно.

На деревьях блистающий снег. Сочетание яркой зелени игл и переливающихся блесток изумительно. Деревья на дальних сопках теряют объемность и кажутся нарисованными на ярком синем фоне. Очень красивы сосновые стволы, освещенные солнцем, они кажутся прозрачными, напоминают вкусный цвет густого меда. Замечательно красиво, друзья. <...> На днях позвоню вам, звонить буду рано утром по вашему времени. Ждите.

Я записался в библиотеку алзамайского клуба „Сибиряк". Вообще-то для этого нужно поручительство из части и всякая прочая бюрократия, но я расплакался в жакет библиотекарши. Жалобно стонал, говорил, что не могу жить без пищи духовной, что „гибну, принц в чужом краю, клинком отравленным заколот ", и сопровождал это потоками слез. Перед библиотечной девушкой встала дилемма: записать меня или превратиться в русалку. Она предпочла первое. Здесь есть собрание сочинений Лондона, то самое, которое и вы получаете. Я читаю уже третий том. Масленица. Иногда хожу в Алзамай, в клуб, в кино. Обычно на 9 часов. Правда, после этого приходится переться 9 км в темноте, но зато культурно развлекаюсь. В последний раз смотрел „Максима

Перепелицу". Слышали об этом шедевре? Классический образчик бездарности. Скоро должен идти французский фильм „Идол" с участием Ива Монтана. У вас, наверно, уже идет? Очень хочу посмотреть. В общем, как видите, живу по-барски.

Обменяли нам комсомольские документы. Одну карточку из тех, что для билета сделали, посылаю. Полюбуйтесь, какую круглую морду отрастил ваш преподобный сынок».

19.11.1956. «Я здоров. Читаю Лондона. 22-го будем устраивать концерт в честь 38-й годовщины Армии. Буду читать Багрицкого и вести концерт».

17.111.1956. «Опять вы пишете, что волнуетесь. Но, товарищи дорогие, разве вам неизвестно, что я — ницшеанец. Учтите: Воля правит ходом развития вселенной, а следовательно, некоторым волевым усилием можно без особого труда отогнать любую самую ужасную напасть. Что я и делаю! Теперь вы понимаете, что мне не грозит решительно ничего. А следовательно, отпадает и надобность волноваться за меня <...>. Единственно о чем прошу—пару платков и пару книг (знаете, у нас есть книжка о Фрейде „3. Фрейд и его учение"). И еще просьба: ходите по внешнему краю тротуара. Хорошо? (Проблема сосулек тогда уже была актуальна. — Я. Г.) Я здоров. Читаю Байрона. Учу кое-что. Много бываю в лесу».

5.IV.1956. «Весна пришла, товарищи. У нас уже тепло, ручьи; на дорогах грязи по колено и выше. Скоро машины станут. Будем сидеть в лесу, как медведи. С 20-го из-за распутицы прекращаются работы.

Днем уже совсем тепло, солнце греет, на косогорах снег стаял.

Весна. На вербе — почки. Вторая зима прошла. Еще одна осталась — пустяк! Если не сократят срок службы. Но на это рассчитывать особенно не приходится. <...> У нас теперь один взвод живет и работает за 22 км, второй за 12 и третий за 4. И будьте добры, т. Гордин, везде побывать. Тоже — фокус. Так что этот месяц мне суждено провести на дорогах. Быстро время пройдет. Взял я в библиотеке том Бальзака, и лежит он у меня на столе—читать некогда. Сейчас, когда я пишу, уже 1-й час. <...> Между прочим, среди наших офицеров ходят упорные слухи относительно того, что Север по нас скучает. Не знаю, насколько это верно, но я лично ничего против не имею.

Я как всегда здоров—свежий воздух в крупных дозах оказывает прекрасное действие на организм. Сегодня полдня провел в Алзамае—надо было испросить разрешение на переезд трактора с прицепом через линию. (Т. е. через железнодорожные пути.— Я. Г.) Переругался со всеми на свете, но разрешение получил. Только в одном мне повезло—мне пришлось заявиться на квартиру к бригадиру переезда и там, по причине редкой красоты моих глаз, я был угощен горячими блинами.