Николай Котляр - Именем закона

— Крепс смеялся, когда к нему кто-либо обращался за помощью, и не раз напускал на больных лагерных собак. После долгих мучений за то, что я как-то вступил в разговор с русскими, меня перевели в русский лагерь. У нас его называли переходным лагерем — переход от жизни к смерти... В этом лагере была самая тяжелая работа... Когда я пришёл туда, там было около 1500 русских военнопленных и гражданских. Голодные, голые, больные, они были окружены сильной охраной СС... Охрана беспощадно избивала русских, травила их собаками, буквально охотилась за людьми... Ежедневно расстреливалось от тридцати до шестидесяти человек. Трупы сваливались в ров, вырытый рядом с лагерем...

— Вы все время были в этом лагере?

— Нет, кто-то сжалился надо мною: учитывая мой возраст и то, что я профессор, меня перевели писарем в медчасть, а позже писарем в лагерь для больных...

— Расскажите, что это за «лагерь для больных»?

— Так называли сначала один-два барака, куда помещали тяжело больных или сильно избитых. Потом таких бараков стало десять, в них содержалось от пяти до восьми тысяч человек, хотя мест там было в лучшем случае на пятьсот — восемьсот человек... Они были переделаны из конюшен, без окон, без водопровода... Эсэсовцы боялись туда входить и требовали, чтобы все больные выходили и строились на перекличку. Кто не выходил, того травили собаками. В бараках больные располагались на трехэтажных нарах. Тяжело больные, лежащие наверху, испражнялись прямо на кровать, так как не могли подняться...

— Вы работали в больнице, известны ли вам методы уничтожения узников?

— Их было несколько. Во-первых, уколы. Шприцем врачи вводили в область сердца газ. По личной инициативе это делал и сидящий на скамье подсудимых аптекарь Васини, номер 57. Далее, использовались газовые автомобили, или душегубки, и массовое отравление в газовых камерах... Врачи лагеря заходили в бараки и лично отбирали людей для отправки в газовые камеры... В душегубках помещали до сорока узников и везли их по направлению к замку Хартайм. Обреченным говорили, что их везут к врачам-специалистам. До замка 15 километров. Возвращалась машина уже с трупами. Их либо сжигали в газовых печах, либо сваливали в ров...

В апреле 1945 года была дана команда подготовить к эвакуации три тысячи заключенных. Однако всех их отправили в газовые камеры: первый день — 800 человек, второй — 1000 и остальных в последующие дни.

— Вы можете опознать тех врачей, которые осуществляли эту акцию?

— Да, это были Крепс, номер 33, Эндресс, номер 12, Опс, номер 56, Крепсбах — его заключенные называли Шприцбах за то, что он вводил обреченным в область сердца газ, Хенкель, номер 27, а также доктор Волтер — он был одним из вдохновителей и организаторов массовых убийств...

— Что вы еще можете рассказать суду?

Бушек долго молчит, затем пьет воду:

— Мне, господа судьи, тяжело припоминать все это... Я вырос в интеллигентной, гуманной семье... и вдруг четыре года такого кошмара, такого унижения... Моим начальником был Трумм, номер 54. Как-то среди больных он отобрал тридцать человек и приказал следовать «в баню». Когда я узнал, что он умертвил их, я не выдержал и сказал ему о его бесчеловечности... Он избил меня, отобрал еще 96 человек и приказал мне вести их «в баню». Он заявил, «если кто-нибудь не дойдет, ты станешь на его место». Я тогда сбежал... Я даже сейчас не пойму, как я остался жив... Вероятно, если бы не подошли американские войска, меня бы доконали... Но войска шли к лагерю... Оставшиеся в живых восстали, русские повесили коменданта Цирса... Когда показались ваши танки, из бараков выползли умирающие, калеки, безногие и ползли им навстречу... Женщины бились в истерике...

Бушек закрыл руками лицо... К нему быстро подошёл врач...

Мы с В. Н. Будахиным ежедневно обменивались впечатлениями о судебном процессе. Его и меня поражала необъяснимая жестокость — и проявляли ее не какие-то серые, отсталые, малограмотные люди, которых опьянила неограниченная власть над человеком. Но в Дахау мы услышали около сотни показаний свидетелей — вчерашних узников, которые рассказывали, как упивались человеческими страданиями представители всех категорий фашистской иерархии. Приезжая в лагерь, Гиммлер и Кальтенбруннер шли, как на спектакль, на казнь заключенных.

Кальтенбруннер приказал бросить в газовую печь живого юношу-комсомольца, чтобы убедиться, сколько минут требуется для уничтожения человека. Генерал СС Эргубер специально приезжал в лагерь, чтобы полюбоваться казнями и напомнить узникам, что он тоже может казнить любого. Охранник Шпайнегер, в обязанности которого входило следить за работой в каменоломне, столкнул в пропасть трех ослабевших больных советских офицеров и дико хохотал, когда они корчились в предсмертных муках. Охранник Нидермайер расстрелял узника-австрийца только потому, что у того оказалась такая же фамилия. Доктор Эндресс торговал человеческой кожей с татуировкой и отбирал для уничтожения тех, у кого были татуировки.

Убивали не только русских. Свидетель Бушек показал: «В сентябре 1944 года я видел трупы американских летчиков. Они были страшно изуродованы: по-видимому, летчиков убили после тяжелых истязаний».

Свидетель Ганс Маршалик: «Однажды пришёл транспорт, в нем были голландцы, австрийцы, американцы и англичане. Все они были расстреляны... Я составлял список убитых».

Придумывались новые, самые изощренные способы убийств.

Свидетель Шмеллинг показал: «15 февраля на мороз было выведено пятьсот заключенных. Их всю ночь обливали водой, и к утру было пятьсот трупов».

На вопрос судьи, как происходила казнь через повешение, подсудимые ответили: «С музыкой». Бывший узник Гоман Гофштет, берлинский адвокат, свидетельствовал: «21 июля 1944 года казнили русского, Илью Назарова. К виселице собрали всех военнопленных. Назарова посадили на повозку, за ней следовал оркестр, и он был повешен под музыку...»

Свидетель Васнер говорил: «К виселице подвезли четырех узников разной национальности. Комендант произнес устрашительную речь, затем заиграл оркестр, и всех четырех повесили под музыку».

Плау Хозе рассказывал: «Увидев среди привезенных узников красивую женщину, начальник сказал, что эта женщина ему нужна. Ее взял к себе подсудимый Эйзенфер, номер 10. Он был в то время пьян... Это была цыганка».

В лагере отбирали людей разных национальностей для антропологических исследований, для чего производили подробные измерения на живом узнике, а затем умерщвляли его.

В суде был зачитан протокол допроса штандартенфюрера Вольфрама Зиверса, имперского директора. «Аненэрбе» — общества по изучению наследственности. Зиверс показывал, что по приказу Гиммлера и Кальтенбруннера в лагере производились опыты над узниками на замораживание, на пребывание живого организма в камере низкого давления, биологические исследования. Свидетель Пахолегга, заключенный Дахау, который был привлечен к проведению этих опытов, показал: «Я лично видел через глазок камеры, как один заключенный находился в разреженном пространстве до тех пор, пока у него не лопнули легкие».