Грант Моррисон - Супербоги [Как герои в масках, удивительные мутанты и бог Солнца из Смолвиля учат нас быть людьми]

В мире «Хранителей» суперспособностями обладал только Манхэттен. Остальные центральные персонажи суперспособностей не имели, были отлиты в изложнице «таинственных борцов с преступностью», и каждый представлял свою горькую трактовку супергеройского архетипа, от дегуманизированного космического бога Манхэттена до психически больного виджиланте Роршаха. Ночная Сова – Бэтмен шестидесятых, изошедший на семя, растолстевший импотент, чей Соволет пылится вместе с прочим совиным вооружением и экипировкой в заброшенной секретной штаб-квартире в подвале. Шелковая Тень воплощала всех «наследных» супергероев второго поколения, от Черной Канарейки до Юного Флэша. Закругляли этот список самый глупый умный человек на свете Озимандия и Комедиант, аморальный наймит, олицетворение типичного суперсолдата и наименее здоровых элементов американской внешней политики.

«Хранители», пообещали нам, обманут все наши ожидания, и «Хранители» поступили именно так, начав с заглавия: не было никакой суперкоманды «Хранители». Название происходит из процитированной в начале эпиграммы древнеримского поэта-сатирика Ювенала: «Quis custodiet ipsos custodes?» – «Кто сторожит сторожей?». Это подразумевало знак равенства между «хранителями», «супергероями» и «Америкой».

«Watch» в слове «Watchmen» подразумевало и атомные Часы Судного дня, центральный лейтмотив романа, диктующий круговую структуру нарратива. За так называемыми Часами Судного дня с 1947 года следит совет директоров «Бюллетеня ученых-атомщиков» в Университете Чикаго – это символическое предостережение, минутная стрелка часов приближается к полуночи или отдаляется от нее, в зависимости от вероятности глобальной катастрофы в текущих условиях. В 1985 году, когда Мур писал свой роман, часы показывали 23:57, но это время помешало бы Муру с Гиббонсом забрызгать глаз смайлика, поэтому в «Хранителях» минутная стрелка решительно указывает на 23:55. (После убийства Комедианта, которое запускает сюжет, пять центральных персонажей движутся к полуночи финала.)

Продолжая новаторство «Возвращения Темного Рыцаря», обложки «Хранителей» ломали традицию: на них крупным планом изображался один-единственный важный объект, и он же служил первым кадром истории, поэтому каждая глава начиналась прямо на обложке.

Название «Хранители» располагалось слева на вертикальной полосе, похожей на полицейскую ленту, огораживающую место преступления, и на первой обложке фигурировал фрагмент значка-смайлика в луже крови на обочине. Правый глаз перечеркивала одна капля крови странной формы – под углом 330 градусов, на пяти минутах до часа икс.

На протяжении всего романа графический образ круглого «лица» возникает множество раз, пульсирует обратным отсчетом к наступлению утопии или Армагеддона. Отражение в круглых очках крупным планом – и отпечаток пальца в пыли на линзе изображает минутную стрелку; луна – и клок дыма перечеркивает «правый глаз» иллюминатора в кокпите Соволета; пятно разлагающихся человеческих тел, размазанных в черную пыль той же самой жуткой конфигурации «пять минут до полуночи». Мотив смайлика со шрамом подкрепляет и изуродованное лицо жертвы убийства. В душераздирающем флешбэке показано, как у Комедианта появился шрам – отвратительное напоминание о его последней встрече с вьетнамской девушкой, которую он обрюхатил. Равнодушно от нее отмахнувшись («ИМЕННО ЭТО Я И СОБИРАЮСЬ СДЕЛАТЬ… ЗАБЫТЬ ТЕБЯ, ЗАБЫТЬ ТВОЮ ГНУСНУЮ, ГРЯЗНУЮ СТРАНУ, ВСЕ ЗАБЫТЬ») по пути к первому вертолету из Сайгона, брутальный «герой» провоцирует гнев изнасилованной нации:

Я ТАК НЕ ДУМАТЬ. Я ДУМАТЬ, ВЫ ПОМНИТЬ МЕНЯ И МОЮ СТРАНУ. ВСЕ ВРЕМЯ, ПОКА ЖИВЫ!

Треснув бутылкой о край стола, как в любом уважающем себя пабе Глазго, вьетнамка режет Комедианту лицо и за свои труды мигом получает пулю в живот. Все равно что Капитан Америка расстрелял девушку, носящую его ребенка. Шрам, потек крови, минутная стрелка и ядерное расщепление времени – трещины на фасаде Американской Мечты, и вот вам американские герои, под пристальным микроскопом Мура и Гиббонса наконец-то обнажившие свои неисследованные сердца.

Первая страница, подобно большинству прочих, выстроена девятипанельной винтажной сеткой, как у Дитко. Это особенно уместно для представления центральной фигуры Роршаха, аналога Вопроса / Мистера А., – идея скрытого под маской борца с преступностью переселилась в сумрачные закоулки аномальной психопатологии, и городской партизан предстал одиноким асоциальным параноиком. Несмотря на старания Мура сделать так, чтобы Роршаху затруднительно было симпатизировать, несгибаемый моральный кодекс и отказ поступаться принципами сделал персонажа звездой романа. В серых амбивалентных тонах гнетущей нравственной вселенной «Хранителей» Роршах, с его упрямой решимостью и ясностью целеполагания, был ближе всех к классическому комиксовому супергерою – и, надо отметить, по темпераменту больше всех походил на автора, начавшего первый исторический выпуск своего шедевра с медленного обратного зума: от значка со смайликом на обочине до разбитого окна квартиры в пентхаусе над запруженной нью-йоркской авеню, в сопровождении неровно выдранных обрывков текста из «Дневника Роршаха»:

УТРоМ: ДоХлЫЙ пЕс В пЕРЕулКЕ, На РАЗДАВЛЕННОМ БРЮхЕ СЛеД ПОКРЫшки. ЭТОТ ГОРОД Меня БОиТсЯ. Я ВидеЛ ЕГО ИСТИННоЕ ЛиЦо.

Самый яркий образ первой панели – значок со смайликом в луже крови, на краю сточной бездны, сносимый кровавым приливом, но не потерявший своей тупой безмозглой улыбки.

На второй панели мы поднимаемся выше в воздух, над решеткой сточного люка, и теперь нам видны треснувшие плиты городского тротуара. Значок внизу маленький, но по-прежнему ясно виден – солнечная желтизна контрастирует с морем красного. Сверху в кадр заходят чьи-то ботинки и лодыжки – человек шагает по водянистой крови, которую струей из шланга смывают с тротуара. Запись в дневнике продолжается:

УЛицЫ – ПРодоЛжЕнИЕ сТОчнЫх КанАВ, а КАнаВЫ зАПоЛнеНы КРОВЬЮ. КогДа СтоКи БУдуТ оКонЧаТЕльНо ЗАбиТЫ, вСЯ эТа мРаЗь нАчНЕт тОнУть.

На третьей панели, последней в верхнем ряду, точка обзора перемещается футов на двадцать над сценой на тротуаре – мы видим водосток, обочину, уже совсем крошечный значок, лужу крови, сердитого человека, поливающего плиты из шланга, и второго человека, который шагает сверху вниз по красной луже; у него рыжие волосы и самодельный плакат «КОНЕЦ БЛИЗОК» – деталь, распадающаяся отдельным каскадом двойных и тройных смыслов.

ВСя ГРЯЗЬ, наКОПИВШАяСЯ ОТ их СЛУЧеК И ГРЫЗнИ, ВСПЕНиТсЯ, ПОДНИМЕТСЯ им ПО ГРуДь, И ТОгДа ВСе ЭТи ШЛЮхИ и ПОЛИТИКаНЫ ЗАПРОКИНУТ ГОЛОВЫ и ЗАВОПЯТ: «СПаСи!..» А Я ШЕПНу иМ СВЕрХу: «НЕТ».