Эдвард Сноуден - Эдвард Сноуден. Личное дело

Европейский союз, все еще находясь во власти своего послевоенного универсалистского идеализма, стал первым транснациональным организмом, который реализовал эти принципы на практике – утвердив новую директиву, которая стандартизировала защиту разоблачителей в государствах – членах союза, наряду со стандартизацией правовой базы для защиты частной жизни. В 2016 году парламент Евросоюза провел Общий регламент по защите данных – пока что самую значительную попытку опередить наступление технологической гегемонии, которую Европейский союз склонен считать, и не без оснований, как продолжение американской гегемонии.

«Общий регламент» обозначает жителей Европейского союза (которых называет «естественными личностями», а также «субъектами данных») как людей, которые генерируют персонально идентифицируемые данные. В Соединенных Штатах данные обычно рассматриваются в качестве собственности того, кто их собирает. Но в Европейском союзе персональные данные – это собственность лиц, которых эти данные представляют, что, в свою очередь, позволяет рассматривать их как объект права, нуждающийся в защите.

«Общий регламент» – несомненно, большой прогресс по части законности, но даже его транснациональный характер является слишком ограниченным: Интернет глобален. Наши естественные права личности никогда не будут законом приравнены к нашим правам как «субъектов данных» – не в последнюю очередь потому, что первые существуют в одном месте в некий момент, а другие во многих местах одновременно.

Сегодня независимо от того, кто вы и где физически находитесь, вы в то же время обитаете всюду, вы вовне страны, которую называете своей, и в то же время вы подотчетны законам каждой страны, какую бы ни пересекали. Записи одной жизни, прожитой в Женеве, оказались в Белтвее. Видео, снятое на свадьбе в Токио, просматривалось в Сиднее, где проходил медовый месяц. Видео похорон в Варанаси на iCloud, фактически находящееся в дата-центре Apple в штате Северная Каролина, частично разбросано по партнерским серверам Amazon, Google, Microsoft и Oracle, пересекая Евросоюз, Соединенное Королевство, Южную Корею, Сингапур, Тайвань и Китай.

Наши данные гуляют по всему свету. Они в бесконечном движении.

Мы еще не родились, а уже генерируем свои данные, и технологии находят нас in utero [76] В утробе ( лат .). , и данные о нас продолжат распространяться после нашей смерти. Конечно, наши сознательно создаваемые воспоминания, записи, которые мы публикуем по собственному выбору – это лишь небольшой осколок всей той информации, которая исторгнута из нас течение жизни, по большей части бессознательно или без нашего согласия, надзором со стороны бизнеса и правительства. Мы – первые люди в истории планеты, к которым это относится, первые люди, кто несет на себе бремя бессмертия данных – бремя того факта, что собранные о нас записи могут получить вечное существование. Вот почему у нас есть вечный долг. Мы должны позаботиться о том, чтобы эти записи о нашем прошлом не обернулись против нас или наших детей.

Сегодня у свободы, которую мы называем частной жизнью, есть поборники из нового поколения. Родившиеся после 11 сентября, они прожили свою жизнь под вездесущим оком этой слежки. Эти молодые люди, не знавшие мир другим, посвятили себя созданию его в своем воображении, и их политическая креативность и технологическое мастерство дают мне надежду.

И все-таки, если мы не потребуем вернуть нам наши данные сегодня, наши дети уже могут не справиться с этой задачей. Тогда они и их дети окажутся в ловушке – каждое последующее поколение, принужденное жить в контексте данных их родителей, окажется под таким огромным массивом информации, что ее подверженность общественному контролю и чужим манипуляциям перейдет не только границы закона, но и границы воображения.

Кто среди нас умеет предсказывать будущее? Кто бы осмелился? Ответ на первый вопрос – «никто», а ответ на второй – «каждый», особенно каждое правительство и каждая корпорация на планете. Вот для чего они используют сведения о нас. Алгоритмы анализируют поведенческие паттерны, чтобы предсказать поведение в будущем – создать своего рода цифровое пророчество, которое только чуть-чуть точнее предсказывания судьбы по ладони. Когда вы начинаете копаться в актуальных технических механизмах, посредством которых рассчитывается предсказуемость, вы приходите к пониманию, что ее научность – на самом деле антинаучность и в название вкралась пагубная ошибка: предсказуемость на самом деле есть манипуляция. И веб-сайт, который говорит, что, раз вам понравилась эта книга, вам также могут быть интересны книги Джеймса Клэппера и Майкла Хайдена [77] Оба – бывшие директора Национальной разведки и АНБ соответственно. , не столько делает обоснованное предположение, сколько мягко принуждает вас обратить на них внимание.

Мы не можем допустить, чтобы с нами обращались таким образом, чтобы нас использовали против нашего будущего. Мы не можем позволить, чтобы наши персональные данные использовались для продажи нам вещей, которые продавать нельзя – таких как журналистика. Если мы позволим этому случиться, то журналистика будет такой, какой ее хочет видеть власть – в противовес честному коллективному разговору, который так необходим. Мы не можем позволить, чтобы «богоподобное» наблюдение, под которым мы находимся, использовалось для того, чтобы «оценить» степень нашей гражданской порядочности, «предсказать» наше криминальное поведение; сказать, какого рода образование или работу мы должны иметь или можем ли мы вообще иметь образование или работу; дискриминировать нас из-за наших финансовых, юридических и медицинских историй, не говоря уже об этнических корнях или расе – которые суть конструкт, который наши данные навязывают нам. А если мы позволим использовать нашу генетическую информацию – самые интимные сведения о нас – для нашей идентификации, то можно будет даже нас исказить. Переделать наш облик и самую суть нашего человеческого «я» в образ технологии, которая только и ищет над ними контроль.

Конечно же, все вышесказанное уже произошло.

Изгнание. Не прошло и дня с 1 августа 2013 года, чтобы я не вспомнил, что под «изгнанием» я понимал, когда был подростком: когда отрубается доступ к Сети. Нет связи с Интернетом? Изгнание. Я вне диапазона сигнала? Изгнание. Тот, кто так говорил, кажется таким юным сегодня. Он кажется таким далеким.

Когда меня спрашивают, какова моя сегодняшняя жизнь, я стараюсь отвечать, что она такая же, как у них; что я провожу много времени за компьютером – читаю, пишу, общаюсь. То, что пресса любит называть «местом, не подлежащим огласке», – это трехкомнатная квартира в Москве, которую мне удалось снять, и, сидя в ней, я «путешествую» по сценам всего мира, выступая в защиту гражданских свобод в цифровую эпоху перед студентами, школьниками, законотворцами, техническими специалистами.