И Лугин - Немецкий плен и советское освобождение. Полглотка свободы

Этот эпизод и мое условие привели к моему раннему падению с должности командира отряда. Григорий от имени остальных сообщил, что мое условие не может быть принято. «Если мы убьем немца, — сказал Григорий, — то нас уже ничто не спасет! А так еще будет надежда!» После этого установилось безвластие и строгая демократия. Справедливости ради следует сказать, что наиболее полезным членом нашего отряда стал Григорий. Ему принадлежала инициатива рискованного похода на солдатскую кухню и многое другое.

Обеспечив себя на некоторое время провиантом, мы стали подумывать и о других вещах. В первую очередь — что делать дальше? Оставаться на месте и дожидаться прихода американцев или же идти на запад им навстречу?

Мои товарищи были за первый вариант. Мы хорошо замаскированы, нам помогают друзья. Есть и другие возможности добывать пропитание. Особенно за этот вариант ратовали капитан и Мамедов, вкусившие бесприютного шатания по незнакомым местам. Ко всему этому и зима была на носу. На этом и остановились.

Я все же решил произвести на всякий случай глубокую разведку. До рассвета я уходил по тропинке, шедшей вдоль ручья на запад. Тропа через несколько километров выходила в долину реки Ар. Эту долину, при походе в Бельгию, нам предстояло бы пересечь. Из своего убежища в кустах я целыми днями вел наблюдения. Оказалось, что на противоположной стороне долины стоят часовые в черной форме, несомненно эсэсовцы. Об открытии я сообщил товарищам. Мы пришли к убеждению, что там расставлены заградительные отряды. Это предположение было добавочным аргументом в пользу решения не рыпаться с места. Как оказалось впоследствии, мы ошиблись. В лесу на той стороне долины шло строительство стрельбищ для нового оружия Фау-1. Вскоре мы услышали взрывы и характерный удаляющийся пульсирующий звук. Били по целям на территории Франции и Бельгии, занятых союзными войсками.

В эти дни шатанья по лесу я нашел прекрасный охотничий нож, вероятно потерянный лесником. Из нас всех только я не имел ножа, но теперь я перещеголял всех. Позже я не мог представить себе, как я обходился без него.

Обычно светлые часы суток мы проводили в землянке, настороженно прислушиваясь ко всяким внешним звукам. Иногда засыпали на короткое время и, вздрагивая, просыпались. Это было сплошное терзание нервов. Лежишь и думаешь — вот идут солдаты или лесник с собакой. Собака, естественно, сразу же учует нас. День длился бесконечно, и тошнотворный страх не покидал нас ни на минуту. Интересно отметить, что страх наваливался на нас только в землянке. В лесу его не было.

С глубокой радостью мы встречали приближение сумерек. Начинались разговоры и споры. С самого начала совместной жизни мы разделились на два лагеря. Капитан и скупой на слова Мамедов стояли на просоветских позициях. Впрочем, Мамедов иногда изменял своему другу и старался нейтрализовать накалившуюся атмосферу. Мы с Григорием образовали антисоветский блок.

Капитан был из бедной белорусской крестьянской семьи. Малограмотным пошел в армию. Остался на сверхсрочную и через много лет дослужился до капитана. Не начнись война, он был бы уже майором. Типичный советский продукт. Повторял заученные фразы. Жизненная логика шкурническая: «советская власть сделала меня капитаном, значит она хороша, и я должен ее защищать, впрочем не до смерти!» Вместе с этим нельзя отрицать его практических военных знаний и крестьянской смекалки. В старое время из него вышел бы хороший вахмистр.

Ночами мы кричали и спорили так, что казалось — поднимается крыша землянки. Крик компенсировал наши дневные страхи.

Питались мы скудно. Ели два раза в день. Утром перекуска. Когда темнело, очередной повар отправлялся в шалаш варить суп. Прежде всего он спускался к ручью и набирал воды в мармеладное ведро и еще какую-нибудь посудину. Величина картофельной порции на суп заранее утверждалась. Повар скоблил шелуху с картошки и мыл ее. Картошка в ведерке варилась, пока совсем не разваривалась. К сожалению, ни грибов, ни диких кореньев и трав уже не было. Капитан как-то сообщил, что на вершине противоположной горы растет дикая яблоня. Ее мелкие горько-кислые плоды были почти несъедобны. Согласно рецепту капитана, нам следовало подождать, пока яблоки не прохватит мороз, после чего их надо варить вместе с картошкой. Действительно, яблоки теряли свою горечь и кроме того придавали супу кисловатый вкус и заменяли отсутствующую соль. Оставшись без соли, мы первое время пытались заменить ее золой, но потом привыкли. Страдали только от недостатка еды.

Вечерний суп был центральным событием суток и ожидался с нетерпением. В общем, питались мы хуже, чем в любом лагере. Но какая разница в психическом состоянии человека. Свобода сама по себе придает силы…

При варке пищи принимались все предосторожности, чтобы огонь не был заметен постороннему глазу. Шалаш со стороны дороги закрывали еще сплетенной из ветвей заслонкой. Топили всегда дубом, следуя правилам, установленным капитаном. Дуб дает больше жару и меньше пламени, чем елка. Для заготовки топлива выделили одну ночь в месяц и шли на гору, где стояли молодые дубки, по какой-то причине высохшие.

Особые меры принимались для маскировки следов. Протоптанную дорожку в кухню каждый день присыпали листьями. Сознавая конечно, что если кто забредет сюда, то непременно увидит и кухню и землянку. Кроме этого, кухня вся провоняла дымом, особенно далеко ощущаемым, когда выпал снег. Наибольшие старания в маскировке проявил Мамедов. На всех подходах и близких тропинках он разложил поперечные палки и ветки. Если при проверке палка оказывалась не на своем месте, значит кто-то проходил по тропинке. Событие настораживало.

Опасность нам грозила с двух сторон. Наибольшая — от опытного и близко знакомого с территорией лесника. По утрам он нередко охотился на оленей, кабанов или коз, сидя на специальных 10-12-ти метровых вышках. С высоты он хорошо и далеко обозревал окрестности. Хотя мы и изучили расположение вышек, но попасться на глаза ему было легко. Мог лесник заметить нас и возвращаясь домой. Поэтому мы вскоре прекратили всякие дневные хождения и полностью перешли на ночную жизнь. Опасались также солдат, которые находились где-то за противоположной горой. Но где — мы никогда так и не узнали.

О том, что наши страхи оказались вполне обоснованными, я расскажу несколько позже.

Огромным плюсом было то, что лес принадлежал военному ведомству и доступ гражданских лиц был ограничен лесниками. Ночью в лесу было совершенно безопасно.

После месяца лесной жизни у нас установились твердые правила гигиены. Раз в месяц мы купались и стирали нижнее белье. Купались на открытом воздухе. Но вот какой водой — теплой или холодной — мыться, мнения разделились. Григорий считал, что холодная вода — лучшее предупреждение простуды. Я же предпочитал подогретую воду. Сторонники холодной воды спускались к ручью и там мылись. Я же на кухне подогревал немного воду, очищал снег с плоского камня, становился на него и мылся, употребляя вместо мыла золу.