Владимир Яковенко - Партизанки

Услышав голос, пассажир зашевелился, протер лицо и, широко улыбнувшись, произнес неожиданно тонким, женским голосом:

— Ах, Володя, черт проклятый! Какие тебе еще документы?

«Какой знакомый голос», — мелькнула мысль, и, пристально всмотревшись в лицо этой «снежной бабы», как окрестил я уже ее про себя, узнал: Мария Масюк! Вот это встреча!

Мы пропускаем взвод вперед, и Мария знакомит меня с комсомольцем Борисом Пигулевским, членом Бобруйского партийного подполья. В партизанах он недавно, с тех пор как попал на подозрение городской жандармерии.

— Далеко путь держите?

— Далеко, Володя. В Бобруйск.

— Ты с ума сошла, Марийка. Тебя же там ищут!

— Что ж из того? Город я знаю как свои пять пальцев, да и друзей там много — помогут, — улыбаясь, говорит Масюк. И тут же, переходя на серьезный тон, поясняет: — Командованию отряда срочно нужны разведданные по гарнизону. Обстановка в Бобруйске сложная. Это во-первых. А кроме того — к подпольщикам нашим заглянуть пора: предстоит вывезти к нам медикаменты, лекарства. В отряде немало раненых, больных, а лечить людей уже давно нечем: которую неделю из боев не выходим.

— А что с семьей, с ребятами? Нашла их?

— Если бы так, Володя… — сразу же изменившимся голосом ответила Мария. — С той поры как ушла из города, вестей никаких. Словно в воду канули. Как подумаю о них, беззащитных, маленьких, готова, кажется, в любое пекло идти, лишь бы отыскать детишек.

Вскоре мы распрощались.

Провожая взглядом медленно удаляющиеся в сторону Бобруйска сани, я не мог знать, что эта встреча с Борисом Пигулевским последняя: в одном из боев несколько недель спустя он погиб. Не знал я и другого: как много опасностей будет подстерегать моих друзей при выполнении их задания, нелегкого, чрезвычайно опасного.

Повозка давно уже растворилась в снежной круговерти, а я, глядя ей вслед, по-прежнему думал о Марии, о ее улыбке, с которой эта молодая, обаятельная женщина шла в самое логово врага. Шла, быть может, на верную гибель.

Прошло чуть больше месяца, и партизанские дороги опять свели меня с Марией Масюк. В районе рабочего поселка Октябрьский, к югу от Бобруйска, отряды народных мстителей несколько дней подряд отбивали яростные атаки фашистов, пытавшихся блокировать партизанскую зону. Здесь мы и встретились.

— Чем же закончилась твоя поездка в город? — спросил я, едва нам удалось увидеться в перерывах между боями.

И Мария рассказала мне обо всем.

До города партизаны добрались уже к вечеру. Наезженная дорога вывела из лесу и заснеженным полем, минуя раскинувшуюся невдалеке территорию крупного вражеского аэродрома, повела к окраинам Бобруйска. Совсем рядом, надсадно завывая моторами, с интервалом в несколько минут поднимались в воздух тяжелые бомбардировщики и, медленно набирая высоту, устремлялись на восток.

Один, второй… пятый… восьмой!

Наблюдая за часто стартующими самолетами, партизаны не заметили, как из пригородной деревни навстречу им на дорогу выполз большой санный обоз. Это могли быть только немцы.

И действительно, едва расстояние сократилось до двух-трех сотен метров, на повозках отчетливо засерели мышиного цвета шинели. Мария заметила приближающуюся опасность слишком поздно: кругом открытое, без единой тропки, заснеженное поле. До синевшего вдали леса, из которого они недавно выехали, было, по крайней мере, около километра.

Все ближе и ближе гитлеровцы. Нащупав под курткой пистолет, Борис незаметно передернул затвор. Две гранаты лежат рядом, под тонким слоем прелого сена. Чем закончится эта встреча?

Не доехав до них несколько метров, головная повозка остановилась. И сразу же — отрывистый, гортанный выкрик:

— Партизан, хальт!

Вороненые дула трех автоматов нацелились на Бориса и Марию. С восьми других саней, остановившихся чуть поодаль, за происходящим внимательно наблюдали еще двадцать пять — тридцать фашистов, держа оружие на изготовку.

— Мы крестьяне, — неторопливо, но услужливо отозвалась Мария и, опустив руку в широкие складки одежды, начала там что-то искать.

Офицер, стоявший перед ней, резко вскинул парабеллум, дуло пистолета почти уперлось в лицо партизанки.

Мария достала небольшой, аккуратно свернутый цветастый платок, а из него — спокойно, с чисто крестьянской обстоятельностью — свой потертый, старенький паспорт.

Немец тщательно просматривал документы, с заметной брезгливостью, но внимательно листал странички, время от времени бросая цепкий взгляд на стоящих перед ним людей. Второй офицер, очевидно рангом пониже, занимался Пигулевским.

— Кто есть это? — небрежный кивок в сторону Бориса.

— Это? — переспрашивает Мария, стараясь найти правдоподобный ответ, — это… знакомый. В одной деревне живем. Вот вызвался проводить до города. — Она в притворном смущении опускает глаза и кокетливо смахивает снег, густо запорошивший ее платок. Офицер, видимо, с трудом поняв ее, цинично ухмыльнулся и произнес несколько слов по-немецки, полуобернувшись к солдатам. Те громко заржали.

— Что нато в гороте? — спросил фашист, едва гогот солдатни начал смолкать.

— За солью едем, господин офицер. У нас в деревнях достать невозможно, просто беда…

— А, зальц? А где будете купить?

— Нам обещал помочь господин обер-лейтенант из комендатуры. Все это для него, — Мария кивнула на две большие корзины, аккуратно прикрытые кусками холста, — мясо, сало, немного яиц.

— О, шпик! — оживился второй офицер и, подойдя поближе, приподнял холстинку.

Одна из корзин немедленно перекочевала в повозку оккупантов. Небрежно протянув Борису документы, гитлеровец кивнул в сторону города: проезжайте!

Вторую проверку, куда более серьезную, Марии и Борису пришлось выдержать на посту при въезде в Бобруйск. Офицеры фельджандармерии долго вертели в руках паспорта Марии и Бориса, а потом устроили настоящий допрос, выясняя цели поездки. Однако упоминание об обер-лейтенанте из городской комендатуры и здесь возымело свое действие: минут через пятнадцать разрешение на въезд было получено.

На узкие и кривые улочки Березинского форштадта партизаны попали, когда совсем уже стемнело. Проплутав с полчаса, Мария отыскала наконец неприметную с виду улочку, на которой стоял дом ее сестры Александры Вержбицкой. Здесь несколько месяцев тому назад она оставила двух своих малышей, сынишку и дочь.

Чем ближе подъезжала Мария к занесенному снегом двору, в глубине которого прятался небольшой деревянный домик, тем сильнее, тревожнее и нетерпеливее билось ее сердце.

Дом Александры Вержбицкой был совсем уже рядом…

Далеко не сразу решилось командование отряда Николая Храпко на эту рискованную поездку, прекрасно понимая, как настойчиво и активно ищет бобруйское СД внезапно исчезнувшую из города подпольщицу. Несмотря на постоянные просьбы и даже требования Марии послать ее с заданием в Бобруйск, штаб вплоть до февраля сорок второго года не давал на это согласия.