Владимир Яковенко - Партизанки

Сон словно рукой сняло. Разобрав оружие, партизаны были уже у окон. Напряженно вглядываясь во мрак зимней ночи, они ждали теперь моей команды.

Я не сразу, признаться, поверил своим глазам: во всю ширину деревенской улицы двигалась от Паричей на санях огромная колонна гитлеровцев.

Обернувшись к товарищам, подал знак: без команды не стрелять! В сознании билась мысль: у нас силы слишком малы, вступать в бой сейчас — безрассудство. Но достаточно одного случайного выстрела — и вся деревня с сотнями мирных жителей, с детьми, женщинами и стариками потонет в огне.

Томительно, нескончаемо долго тянулись минуты. Молчали наши пулеметы. Спустя четверть часа последние сани с оккупантами, миновав нашу хату, скрылись в снежной пелене за околицей. Опасность была позади.

А утром мы сердечно благодарили женщин деревни, молодых и пожилых, за заботу о нас, партизанах.

Не раз и не два приходилось мне в военные годы искать приют в белорусских деревнях, на хуторах и в лесных сторожках. И всегда в любом доме, в любой хате были мне рады, всегда принимали как своего. Люди делились последним куском хлеба, последней миской похлебки, штопали и стирали гимнастерку и, хотя многим рисковали, всегда предлагали ночлег.

Так было повсюду. Нередко сожалею о том, что имена многих женщин и мужчин из партизанского тыла не сохранились в памяти.

Однажды ночью в декабре сорок второго наш отряд вошел в деревню Зубаревичи Глусского района. По заданию командования мы должны были назавтра выступить на боевую засаду под Бобруйском. Не впервые уже нам предстояло выполнение такой задачи, но тем не менее каждый раз подготовка к очередной операции проводилась самым тщательным образом.

Так было и теперь. Сидя над картой в просторной крестьянской хате, куда пригласила нас на ночлег вместе с комиссаром отряда Володей Жлобичем гостеприимная хозяйка, я разрабатывал в подробностях маршрут предстоящего перехода, стараясь предусмотреть любые неожиданности и осложнения. Вопросов было много, и решать их приходилось оперативно, помня прежде всего о людях, жизнь которых тебе доверена.

В доме, куда мы с Володей попали тогда, была, по сути, одна вместительная комната. Но нам было уютно и хорошо, потому что удивительно радушно и добросердечно относилась к нам хозяйка Евдокия Трофимовна Ляпко. Она без устали хлопотала, то стряпая у печи ужин, то проглаживая утюгом домотканые льняные простыни для наших постелей, то придвигая поближе, стараясь не мешать, крынку с холодным молоком. Когда же дед, которому, видно, хотелось потолковать с партизанскими командирами, начал осторожно покашливать, привлекая к себе внимание, жена строго не него цыкнула: разве не видишь, мол, что люди делом заняты.

Потом, приглядевшись к моей гимнастерке, еще не старой, но кое-где местами порванной, Евдокия Трофимовна решилась завести разговор сама.

— Гляжу я, сыночек, гимнастерка у тебя видная, — сказала она. — Такие на ваших ребятах нечасто встретишь. Только малость поизносилась гимнастерка-то. Может, подлатать, подштопать?

— Спасибо, Евдокия Трофимовна, только ведь у вас своих хлопот хватает.

Женщина всплеснула руками:

— Да разве ж можно равнять мои хлопоты да дела с вашими? Каждый день, поди, смерти в глаза смотрите, да не раз.

Освободившись от портупеи, я стащил с себя гимнастерку и сразу же сообразил, что делать это не следовало — нательного белья на мне, как и у большинства наших партизан, в то время не было.

Хозяйка всполошилась:

— Батюшки! Неужто ты так и ходишь: в гимнастерке, да на голое тело? Она же суконная, грубая…

— Не беда. Вот кончим войну, тогда обживемся.

— У моего старика про запас четыре пары добротного льняного белья отложено. Куда ему столько? — Евдокия Трофимовна поспешила к своему сундуку и, покопавшись в нем, тут же извлекла аккуратно сложенное стопкой чистое и отутюженное белье. — Вот… Одну пару надевай теперь же, а другую возьмешь с собой, на смену.

— Спасибо вам большое. Но не знаю, право, стоит ли?

Наблюдавший за этой сценой дед, лукаво улыбнулся с печи:

— Ты, командир, с моей бабой лучше и не спорь. Коли уж что решила, так тому и быть!

Спустя час, вновь оторвавшись от своих расчетов, решил еще раз обойти людей. Перед нелегким походом, предстоящим назавтра, хотелось поговорить с бойцами, узнать их настроение.

— Ну как там моя гимнастерка? — поинтересовался у хозяйки.

— Залатать-то я ее залатала, да уж больно грязна была. Так я решила постирать на скорую руку — сохнет теперь.

От этих слов меня, признаться, в жар бросило. Вот так положение: в трех километрах от деревни — крупный гитлеровский гарнизон. В любую минуту оттуда могли неожиданно нагрянуть фашисты, а командир отряда в одном нательном белье.

Все это я, стремясь говорить как можно спокойнее, растолковал хозяйке и тут же пожалел об этом: настолько взволновали, расстроили ее мои слова.

— Ну ничего, Евдокия Трофимовна, это ли беда! — успокоил я ее. — Коли что случится — в полушубке не замерзну, не впервой.

Вернулся я к полуночи. Но, к моему удивлению, хозяйка еще не спала. На столе, прикрытый белым рушником, стоял чугунок с горячей картошкой и старенький медный чайник. Принеся из погреба квашеной капусты и сдобрив ее льняным маслом, хозяйка присела напротив.

— Еда у нас, видишь сам, скромная. Теперь в каждом доме, почитай, так. Ну да выдюжим как-нибудь. Недолго осталось. Коли уж весь народ поднялся, так изверга с земли родной прогоним! А уж мы подсобим, чем только сможем.

Она поднялась и через минуту, аккуратно расправив, положила на табуретке мою гимнастерку, чистую и выглаженную, еще хранящую тепло ее женских рук.

Неделю спустя такой же морозной ночью наш отряд появился в другой деревне — Козловичах, неподалеку от железнодорожной станции Брожа. Расставив пулеметные расчеты на случай внезапной атаки, каждая рота заняла отведенные ей под ночлег дома. Усталые бойцы, свободные от дежурства, разошлись по теплым хатам, хорошо зная цену коротким минутам отдыха.

Разведчик Николай Дубинчик подыскал для нас с комиссаром просторный удобный дом.

— Господи! Кабы знать раньше, давно бы уж ужин состряпала! — заволновалась хозяйка, когда мы пришли, и начала растапливать печь.

За ужином мы разговорились.

— Муж с первого дня на фронте, — рассказывала женщина. — Хозяйство, стало быть, все на мне: и за мужика и за бабу работаю. Детишки малые в доме — они тоже присмотра требуют. Соседи, конечно, подсобляют, да только у них своих дел достаточно! Вас вот частенько встречаем, знаем ведь, что и покормить, и обогреть, и одежду подлатать да выстирать вам надо. Что ж тут поделаешь — война. Только бы знать: скоро ли наши вернутся?