Александр Карцев - Неизвестная война. Записки военного разведчика

Хотя, если быть до конца откровенным, то не факт, что даже Александру Петровичу бойцы восьмой сторожевой заставы рассказали бы что-нибудь лишнее о своем замкомроты. Многие сослались бы на плохое знание русского языка. Благо почти половина солдат и сержантов заставы были родом из Средней Азии. И в первую очередь русский язык забыл бы заместитель командира третьего взвода сержант Нигмат Хашимов, работавший до Афганистана в школе учителем русского языка. Память — странная штука! Иногда люди забывают даже то, что, казалось бы, забыть просто невозможно. Другие сослались бы на то, что спали и ничего не знают. Для них особист полка был чужаком, а со своим замкомроты они съели не один пуд соли. А это на войне тоже дорогого стоит.

К тому же все вокруг прекрасно знали, что это был за дуканщик. И многие желали ему поскорее встретиться с Аллахом. А кое-кто готов был и сам ему в этом помочь. Просто у Сергея это получилось чуть раньше, чем у остальных. Но у кого-то же это должно было получиться!

Сергей привычно взял под козырек.

— Так точно, товарищ майор! В крепость могли выстрелить откуда угодно.

В словах его не было ни радости, ни особого торжества. Была усталость. Усталость человека, вернувшегося с работы. Сделавшего то, что он должен был сделать. И была благодарность к тем, кто смог его понять и поддержать в эту минуту. Начальник разведки кивнул ему в ответ. Затем махнул рукой механику-водителю — и боевая машина пехоты, выпустив клубы сизого дыма, покатилась под горку.

Что доложил начальник разведки по этому инциденту старшему командованию, Сергей так и не узнал. Но больше об этой стрельбе никто не вспоминал. И не приезжал на заставу с расспросами. Видимо, никому это особенно не было нужно.

Так закончилась история бывшего дуканщика Исмада. Бывшего осведомителя ХАД. Бывшего командира «договорной банды» или отряда самообороны кишлака Нари-Калан. Возможно, она могла закончиться иначе. Кто знает! Но, видимо, так было записано в его Книге судеб. Или так решили звезды. Звезды, которые светят всем нам откуда-то сверху. И помогают нам сделать свой выбор.

Раз в неделю комбат собирал на КП батальона всех ротных на совещание. Со списками БСЧ (боевой и численный состав роты), заявками на боеприпасы и прочими бумажками. В ближайшую среду вместо ротного, находящегося в отпуске, на совещание должен был поехать исполняющий его обязанности Сергей Карпов. Перед самым его выездом с «Диогена» (двадцать второй сторожевой заставы) на связь вышел замполит роты Андрей Иваницкий (выпускник Новосибирского училища, прибывший в роту вместо Сергея Земцова). Чего ему не сиделось на заставе, но он попросился на Тотахан. Отказать ему Сергей не мог, ведь формально Андрей был таким же заместителем командира роты, что и Сергей. Может быть, просто захотел послушать радиоприемник, который был на Тотахане? Или просто сменить обстановку?

В дела замполита Сергей старался не лезть. И он дал добро.

Уже через несколько минут с двадцать второй заставы спустилась БМП с замполитом. При подъеме на Тотахан машина подорвалась на фугасе. Мощный взрыв потряс все вокруг. Сергей с группой бойцов побежал вниз к машине. Но все обошлось.

Взрывом открыло кормовые двери и десантные люки. Разворотило днище машины в районе кормовых дверей. Замполит и экипаж отделались легкой контузией. На месте взрыва Сергей нашел самодельный замыкатель и батарейку «Панасоник». Да воронку приличных размеров.

Это было явным просчетом Сергея. Он уже не первый день служил в Афганистане и прекрасно понимал, что духи обязательно отомстят за гибель своих. Нужно было просчитать эту партию хотя бы на пару ходов вперед, но Сергей не смог своевременно это сделать.

Нетрудно было догадаться, что фугас устанавливался с расчетом на то, что БМП будет спускаться с горы, а не подниматься на нее. Тогда всем досталось бы куда больше. И без жертв не обошлось бы. Но все вышло иначе. Вместо Сергея и экипажа командирской машины удар на себя приняли замполит и экипаж его БМП.

Как ни странно, но духи больше не пытались отомстить за гибель Одноглазого и его людей. Видно, и им самим он не был слишком близок. И они недолго горевали об этой потере.

И этот фугас, установленный у подножия Тотахана, оказался последним напоминанием о бывшем дуканщике. Быть может, это был последний привет от самого Исмада?

Вскоре после моего выпуска из училища мой бывший ротный предложил мне съездить в гости к его отцу. Сказал, что перед поездкой в Афганистан мне будет интересно (и полезно) пообщаться с бывшим войсковым разведчиком.

Мы приехали перед обедом. Деревня была небольшой, домов двадцать, не более. Второй дом от околицы был конечной точкой нашего путешествия. Мы прошли за калитку. По двору бродили куры, в пруду плескались утки. На завалинке умывался большой серый кот. Видно, намывал гостей. То есть нас. Все это походило на сценку из какого-то детского фильма. Или сказки. Да, скорее сказки. Потому что в глубине двора открылись ворота, и великан двухметрового роста вынес на руках из хлева небольшого бычка. Поставил его на ноги и только после этого обратил на нас внимание.

— А, Гриша. Я сей минут. Хлев дочищу и приду. Ты пока веди гостя в дом. И скажи матери, пусть накрывает на стол, — великан приветливо кивнул головой в мою сторону.

Дом был непривычно большим. Под стать самому великану. С горницей и светелкой. С кладовыми и террасами. С разными мостками и переходами. С огромной русской печью. И множеством больших и маленьких комнат и комнатушек, в которых легко было заблудиться. Или ненароком наткнуться на какого-нибудь домового или лешего.

— Григорий Николаевич, а зачем ваш отец вынес бычка из хлева? Бычок что, сам не мог выйти? — не удержался я от вопроса.

Ротный удивленно пожал в ответ плечами.

— А кто его знает! Наверное, мог бы. Но там порожек высокий. И батя всегда его выносит…

Да, невольно подумалось мне, вполне возможно, что бычок немного подвернул ногу и, чтобы ее осмотреть, отец ротного вынес пострадавшего на свет. А что? В нем и весу-то кот наплакал. Правда, кота, лежащего на завалинке, не случайно называли Толстым. И, видимо, при необходимости плакать он умел от души — бычок явно весил не меньше центнера.

Григорий Николаевич познакомил меня со своей мамой — миниатюрной женщиной с добрыми глазами. Через полчаса мы уже сидели за накрытым столом. Уплетали за обе щеки вкуснейший борщ со сметаной. А дядя Коля, отец ротного, рассказывал нам о войне. О том, как он попал на фронт. И о своем боевом крещении.

— Призвали меня в начале сорок третьего. Был я тогда крепким, здоровым парнем. Не то что сейчас.