Федор Раззаков - Владимир Высоцкий - Суперагент КГБ

«Лев Петрович Делюсин — очень интересный человек… Один из самых близких друзей Юрия Любимова, и с Высоцким у него были хорошие отношения. Когда речь шла о Делюсине, Володя буквально теплел. Пожалуй, более надежного, более преданного «Таганке» человека просто не было…».

Тем временем дела Высоцкого в родном театре складываются не лучшим образом. Например, осенью 1968 года он отказался от роли Оргона в «Тартюфе». Юрий Любимов за это на него так обиделся, что перестал с ним здороваться. А чуть позже стал жаловаться на него другим актерам. Например, в разговоре со Смеховым режиссер признался, что Высоцкий ему разонравился. «Он потерпел банкротство как актер, — говорил Любимов. — Нет, я люблю его по-человечески, за его песни, за отношение к театру, но как актер Театра на Таганке он для меня уже не существует. Галилея он стал играть хуже и тот же Губенко его бы прекрасно заменил. А от Оргона он отказался, потому что отвратительно репетировал. Он разменивает себя по пустякам, истаскался и потерял форму. Надо либо закрывать театр, либо освобождать Высоцкого, потому что из-за него я не могу прижать других, и разваливается все по частям».

Заметим, говорит это главный режиссер театра, во власти которого — взять и выгнать Высоцкого, разлагающего труппу, из театра к чертовой матери. Но он этого не делает. Почему? Ответов может быть два: или ему было выгодно держать в труппе актера со скандальной славой (зритель шел на Высоцкого весьма охотно), или Любимову просто не давали этого сделать. Не давали те самые люди с Лубянки, которые давали гарантии Высоцкому: «Можете работать спокойно — никто вас не тронет».

М. Крыжановский: «Любимов прощал Высоцкому абсолютно все — дебоши за границей, срывы спектаклей, наплевательское отношение к театру. И это при том, что никогда он не называл Высоцкого гениальным или хотя бы выдающимся актером. КГБ дал понять Любимову, что у Высоцкого есть дела не менее важные, чем театр и его трогать нельзя. Высоцкий должен был быть неразрывно связан именно с «Таганкой» — театром, где прописалась либеральная оппозиция и который был любимым местом сосредоточения иностранцев, в том числе и по «французской» линии…».

С определенного времени трогать Высоцкого не дозволялось не только Любимову. Например, те люди, которые в июне 1968 года позволили себе «пропесочить» певца в прессе, очень скоро получили «по заслугам». Речь идет о главном редакторе «Советской России» Василии Московском и заместителе заведующего Отделом пропаганды ЦК КПСС Дмитрюке, который дал «добро» на статьи против Высоцкого в обход своего начальника — и. о. зав. Отделом пропаганды Александра Яковлева. В итоге последний пожаловался главному идеологу партии Михаилу Суслову и тот, не без влияния КГБ, вынужден был принять меры: Дмитрюк был снят (!) с должности и отправлен работать начальником Главного управления местного телевидения в Гостелерадио СССР, а Московскому было сделано официальное внушение (после него обычно следовал выговор, а если не помогало — понижение в должности).

Вся эта история очень похожа на ту, что сорок лет назад приключилась с другим известным советским поэтом — Сергеем Есениным.

В 1920 году Есенин был отправлен советским правительством в Персию, где должен был произойти «экспорт революции» на Востоке. Советские войска захватили плацдарм у порта Энзели, взяли город Решт — столицу остана Гилян, где была провозглашена Гилянская Советская республика. Есенин был отправлен в те края с почетной миссией — увековечить в стихах первую революцию на Востоке. Но ввиду того, что республика просуществовала недолго и план «экспорта революции» провалился, Есенину пришлось скрывать свое участие в этом походе. За это молчание ГПУ сделало Есенина фигурой неприкосновенной. Как пишет историк А. Мельниченко: «Есенин имел серьезные обязательства по сохранению тайны своего пребывания в Персии, особенно когда миссия экспорта революции не удалась и воспевать ее было бы неуместно. В конце концов, не каждому поэту позволено участвовать в секретной военной операции. Очень похоже на то, что ему посоветовали на время забыть о Персии.

Итак, Сергей Есенин — лирический поэт и певец земли Русской, гуляка и хулиган — попадает в ограниченный круг лиц партийной, государственной, военной и чекистской элиты, которые посвящены в государственную тайну. За умение держать язык за зубами он, как показывают дальнейшие события, получает карт-бланш на любые свои действия и выходки.

С 1920 года, сразу после возвращения из Персии, начинается его «затяжной прыжок» к петле в гостинице «Англетер». Он с надрывом гуляет, скандалит и буянит, нарывается на неприятности и копит гору возбужденных уголовных дел. Почему бы и нет? Ведь ему все позволено! И действительно, уголовные дела тормозятся, а приводы в милицию ничем не заканчиваются. Есенина 10 раз доставляли в милицию для «вытрезвления». Поэт Ходасевич, близко знавший Есенина, вспоминает: «Относительно же Есенина был отдан в 1924 году приказ по милиции — доставлять в участок для вытрезвления и отпускать, не давая делу дальнейшего хода».

Потому Есенину разрешаются выезды за границу — в Европу и даже в Америку. Вы представляете, кому разрешалось тогда выезжать и сколько важных бумажек на это нужно было получить? Каждый гражданин Страны Советов за рубежом должен был, говоря образно, представлять собой «парадную витрину» своего государства. Из Есенина «витрина» получалась очень своеобразная — со сломанной мебелью и разбитыми зеркалами. Но это было такой малостью по сравнению с тем, о чем ему приходилось молчать. Правда, под постоянным и неослабевающим присмотром чекистских соглядатаев…».

Все это, как две капли воды, повторил сорок лет спустя и Владимир Высоцкий. Он тоже был хранителем чекистских тайн и за то, что он умел держать язык за зубами, чекисты платили ему сторицей — разрешали многое из того, чего большинству советских граждан делать было запрещено. И за границу его очень скоро тоже начнут отпускать, и тоже будут закрывать глаза на то, каким образом Высоцкий будет представлять Страну Советов. А ведь в иные разы это «представление» было далеким от идеального, как когда-то и у Есенина. Впрочем, о зарубежной одиссее Высоцкого и его шпионских делах за кордоном, мы поговорим чуть позже, а пока вернемся к событиям осени 1968 года.

14 октября Высоцкий и Влади публично продемонстрировали серьезность своих отношений. Это случилось в московской квартире хорошо известного нам журналиста газеты Французской компартии «Юманите» Макса Леона. Помимо хозяина там также присутствуют Валерий Золотухин со своей супругой Ниной Шацкой и… любовница Высоцкого Татьяна Иваненко, которая специально напросилась туда прийти, чтобы сделать попытку… отбить своего возлюбленного у Влади. Но шансы ее невелики, поскольку на ее стороне нет ни одного весомого аргумента. А на стороне Влади, как пел Высоцкий: «поддержка (КГБ) и энтузиазм миллионов». О событиях того дня рассказывает Д. Карапетян: «Увидев Шацкую с Иваненко, не чуявшая никакого подвоха Марина искренне обрадовалась: