Трэвис Баркер - Между панк-роком и смертью [Автобиография барабанщика легендарной группы BLINK-182] [litres]

Мне пришлось потрудиться, чтобы убедиться, что всё в порядке и нигде нет плесени, потому что кто-то установил на дом плохую крышу. Я по-прежнему бегал кроссы и заметил один особняк, нижний этаж которого представлял собой гараж на пятнадцать машин. Как-то раз я проходил мимо, а там были рабочие. Я спросил, продается ли этот дом, и один из них сказал: «Ага, только он дорогой».

«Сколько стоит?»

«Семь-восемь миллионов долларов». Еще он сказал мне, когда они закончат работу, и у меня в голове завращались шестеренки. Это был дом моей мечты. В следующие несколько месяцев я стал работать еще больше, записывался в студии со всеми, кто меня просил, а всё остальное время посвятил развитию магазина «Famous».

Папа всё время говорил мне, что дом в Короне слишком большой для них с Мэри, а электричество и содержание дома обходятся нам в целое состояние. Как-то я сказал ему: «Пап, а что, если я продам дом в Короне, продам дом в Бель-Эйре, куплю нам дом в Бель-Эйре, а вам с Мэри местечко в Лейк-Элсиноре?» [43] Ему всегда хотелось иметь дом в Лейк-Элсиноре – тихом городке к югу от Короны. .

«Конечно, если хочешь, приятель».

Так мы и сделали. Я заставил ребят, которые строили мой дом в Бель-Эйре, починить крышу и другие неисправности, а потом продал этот дом, и мы переехали в большой дом в Бель-Эйре.

Как-то раз Трэвис приехал к нам в гости. Он говорит: «Пап, у меня новая татуировка», – и показал мне слово «приятель» у себя на плече. Мы всегда так друг друга называли с тех пор, как он научился говорить. Чтобы показать ему свою поддержку, я тоже решил сделать такую татуировку.

Я пошел на склад «Famous» и взял стикеры – мы собирались их расклеить. Я пошел к татуировщику Франко, другу Трэвиса, и показал ему логотип «Famous» на стикерах. Я говорю: «Сделай мне вот эту здесь, а вот эту на руке».

Он говорит: «Сделаю всё, что скажешь». И он набил мне букву «F» из «Famous» на левой руке.

Я говорю: «Ладно, Франко, это первые и последние татуировки, которые ты мне делаешь. Мне всё равно, что говорят другие, мне больно».

Когда я показал татуировки Трэвису, я сказал: «Гляди, приятель, у меня татуировка».

Он говорит: «Папа, это наклейка».

Я говорю: «Нет, не наклейка. Это татуировка». Он был очень взволнован, потому что я наконец-то сделал татуировку.

Я очень горжусь Трэвисом. Я никогда не мечтал, что он станет по-настоящему знаменитым. Я знал парней, которые играли в группах, но они никогда не доходили дальше первой базы. То, чего ему удалось достичь, поражает меня.

Чем старше становился папа, тем больше я о нем беспокоился. Он по-прежнему всюду ездил на своем «Харлее», и я боялся, что он попадет в серьезную аварию. Когда он нас навещал, ему приходилось проезжать по 160 км в одну сторону. Я сказал ему: «Приятель, я люблю тебя, но мне нужно, чтобы ты перестал ездить на мотоцикле».

«Ни за что на свете я не избавлюсь от своего мотоцикла».

«А что, если я куплю тебе что-то взамен?»

«Нет ничего, на что его можно заменить. Я люблю свой мотоцикл».

Я связался с организаторами телепередачи «Верни долг», где участник дарит машину тому, кто помогал ему всю жизнь. Я говорю: «Я хочу вернуть долг своему отцу за то, что он всю жизнь обо мне заботился. И я хочу, чтобы он перестал ездить на гребаном «Харлее». Мы договорились купить ему «Корвет».

В день съемок он приехал к нам, и я попросил его сходить разобраться с доставкой. Он выходит из дома, а прямо перед ним отгружают новенький «Корвет» модели следующего года, кастомизированный, серебристо-черный, просто улет. Он говорит: «Ребята, вы доставили не ту машину, черт побери. Трэвис не ездит на «Корветах»».

Они говорят: «Нет, сэр, адрес правильный».

Я выхожу и говорю ему, что дарю ему этот «Корвет» за то, что он всегда был ко мне добр и заботился обо мне всю мою жизнь. Еще я попросил его отдать мне свой мотоцикл и пообещать больше никогда на нем не ездить. Он разрыдался и отдал мне мотоцикл. Я его продал, и с тех пор папа ездит на «Корвете» [44] Он уже проехал на нем примерно двести тысяч километров. .

Я нечасто бывал дома и не задерживался там надолго: Blink-182 постоянно гастролировали. В одном турне мы полетели в Австралию. На следующий день после перелета мы выписывались из отеля в Мельбурне, и я спешил сесть в автобус. Со мной были Лил Крис и наш охранник по имени Джейк. Обычно Джейк помогал нам с багажом, потому что он такой мускулистый парень весом за 130 кило. Но почему-то на этот раз нам с Крисом досталась большая часть багажа. У меня на спине висела куча сумок, и я потерял равновесие. Я споткнулся на тротуаре в паре метров от автобуса – тротуар был неровный – и приземлился прямо на правую ногу. Я услышал ужасный хруст и ощутил сильную вспышку боли.

Гас, наш гастрольный менеджер, сказал: «Чувак, просто походи, погоняй кровь». Я стал хромать по парковке – турне еще даже не началось, и я не хотел подводить ребят.

Но Крис увидел, что у меня всё неважно. Он спросил: «Ты в порядке, парень?» – «Чувак, я даже ходить не могу, черт побери».

Мы сняли ботинок и увидели, что нога у меня сине-черная. В тот вечер я отыграл концерт: Дэниел поставил мне педаль от двойной бас-бочки, чтобы я играл левой ногой. На следующий день мы отправились в путь, но ноге лучше не стало. Через пару дней я полетел домой в Штаты показать ее врачу (и увидеться с Лэндоном): в той части Австралии, где мы были, не было аппаратов МРТ, только рентген, и к тому же мой хирург-ортопед доктор Феркель очень хотел позаботиться обо мне сам. Оказалось, нога сломалась пополам. Она сломалась в семи или восьми местах, и все сухожилия и связки порвались. Такая травма называется переломом Лисфранка: она случается у многих футболистов, а еще ее получали участники рыцарских турниров, когда они еще проводились. Нужно было сделать операцию, а потом носить гипс несколько месяцев. Тогда-то я и подсел на обезболивающие. Нога так сильно болела, что из удовольствия и необходимости для полетов на самолете они превратились в зависимость.

Мне сделали операцию (у меня в ноге было три винта), наложили гипс, а потом я сел на самолет и полетел обратно в Австралию. Одну неделю выступлений мы отменили, а потом я гастролировал с группой два с половиной месяца прямо в гипсе. Меня выкатывали на сцену в инвалидном кресле, я запрыгивал на табурет и играл левой ногой, хотя ведущая у меня правая. (Так как я не пользуюсь двойной бас-бочкой, левой ногой я обычно играю только на хай-хэтах. Это всё равно что пытаться писать правой рукой, хотя я левша.) Я принимал болеутоляющие горстями, но, вспомнив, как мне было плохо, когда я сломал пальцы, не мог играть и просто болтался без дела по дому, я решил, что будет лучше, если я буду играть каждый день. И это было лучшее время в моей жизни. Я даже исполнял соло на ударных и так сильно потел, что гипс приходилось менять раз в неделю. Я всё время боролся, и мне казалось, что это круто.