Леон Хендрикс - Джими Хендрикс, история брата

— Что если вы сделаете первый взнос, а затем будете постепенно выплачивать всю…

— Нет, нет и нет! — оборвал его отец. Он уже был немного пьян и ему эта возня стала быстро надоедать. Ничего его уже не радовало в этом состоянии. И какие бы льготные условия не предлагал в данный момент продавец, уверенность отца в его лживых намерениях начала затмевать сознание. Трезвым отец был более сговорчивым, но по мере того как он всё больше и больше прикладывался к Сиграмс Севен, он становился всё более раздражённым и несдержанным. Продолжать разговор с ним становилось всё труднее.

— Прости, Бастер, но сегодня у нас ничего не получится, — произнёс отец, выходя с нами из магазина.

Грустно окончилась для Бастера поездка в магазин, и никто из нас не предполагал, что отец после этого случая позволит ему когда–нибудь следовать за своей страстью. Обыкновенно, после глубоких запоев отца всегда захватывало чувство вины и вот теперь, помнится, не прошло и двух недель, может быть трёх, как он передумал. Думаю, такой он был бы на самом деле, стеснительный и мягкий, если конечно не затуманивал бы своё сознание алкоголем. Однажды вечером мы все втроём, сидя за столом, уничтожали содержимое большой кастрюли с макаронами, и Бастер пожаловался нам, что его Кей окончательно развалилась. На ней уже невозможно было играть, а давать ему надолго свою гитару никто не хотел. Это был один из тех волшебных моментов, когда в нашу с братом жизнь вмешивалась Судьба и спасала нас от всех несчастий.

— Ну, знаешь, Бастер, я, вот, подумал, — неожиданно прогудел отец, — почему бы нам всем троим не отправиться завтра утром в музыкальный магазин Майера и не присмотреть там что–нибудь.

Мы с братом обрадовались, слова отца звучали серьёзно, но мы никогда не знали наверняка. Часто скажет что–нибудь, затем через секунду говорит полностью противоположное, а потом говорит, чтобы мы забыли и это. Не надо напоминать, что он уже брал нас с братом в Сирс, откуда, развернувшись, ушёл в последнюю минуту. Но здесь всё было уже по–другому. Отец продолжил:

— Может быть, мы там увидим одну из тех гитар, о которых ты говоришь. Кроме того, себе я хочу присмотреть саксофон.

Где–то в глубине своей души отец, возможно, понимал, что ему не остановить своих мальчиков. Бастер постоянно играл в группе и это занимало почти всё его свободное время. Отцу ничего не осталось, как смириться с тем, что делал Бастер и полностью ретироваться с его пути. Ни словом, ни наказанием он уже не мог изменить решение Бастера играть в группе. И хотя отец и слышать об этом не хотел, но не понять, что призвание Бастера — гитара, он не мог.

На следующий день всё шло по плану и мы отправились в музыкальный магазин Майера. Новая Кей–электрик в Сирсе стоила 29.95, тогда как модель Супро–Озарк у Майера всего 15 долларов. Бастер глаз не мог отвести от блестящей светло–серой цвета шампанского гитары. Отец же выбрал саксофон, как и говорил накануне. Я не знаю точно, почему он выбрал именно саксофон, но он сообщил нам, что всегда хотел играть либо на саксофоне, либо на трубе, но никогда ему не предоставлялось случая. Уму непостижимо. Вот это новость. Но опять произошла заминка, у отца на оба инструмента не хватало денег. Так что он решил внести за гитару Бастера 5 долларов с тем, чтобы потом её выкупить. Разочарованный, Бастер вышел в тот день из магазина без новой гитары в руках, но с надеждой, что не пройдёт и недели, как они вернутся за ней.

Так и произошло, спустя неделю мы вернулись в магазин и продавец, смахнув пыль, протянул гитару Бастеру, добавив в придачу к ней, комплект струн. С того момента как тот парень из магазина передал гитару Бастеру, брат всю следующую неделю, буквально, сросся с ней. Когда мы возвращались домой из магазина, он был готов бежать перед грузовиком, чтобы быстрее добраться домой. На гитаре струны были натянуты под правую руку, но как только мы вошли в дом и минуты не прошло, как брат их переставил под левую. Той ночью он так и заснул с гитарой на груди, а когда проснулся на следующее утро продолжил прямо с того места, на котором застал его сон, как если бы сон был мгновением, короткой паузой между аккордами песни, которую он играл. Что касается отца, то он не мог извлечь из своего саксофона ни одной ноты. Было очевидно, что музыкальные способности перешли к брату по материнской линии. Когда мы побежали к школьному автобусу, он перекинул ремень через плечо и взял её с собой в школу. Он никогда уже не расставался с ней и даже по дому ходил, не выпуская её из рук. Поэтому вдохновение всегда заставало его готовым к творчеству.

Духи всегда интересовали нас с Бастером. Для нас слово "вдохновение" всегда означало "вместе с духами". Вот, к примеру, ничего, и вдруг, духи обращают на нас внимание и мы срываемся, бежим, прыгаем, сочиняем или рисуем. Эти импульсы мгновенно задают нам направление и точку старта, и ведут нас к, как бы само собой образующимся, чему–то, что исходит из глубины нашей души. Последнее, что хотел бы Бастер, это то, что если на него падёт вдохновение, а её рядом не окажется, его блестящей, цвета шампанского, электрической подруги, готовой в любой момент перевести на музыкальный язык их послание. Именно поэтому он таскал её за собой и день и ночь. Он уже не выражал их послания своими зарисовками бесконечных сражений или спортивных игр. Его гитара стала искусным инструментом в руках хозяина. Он чувствовал, что ему нужно быть готовым в любой момент воспринять потоки сигналов, поступающие в его голову, потому что никакого расписания они не придерживаются. Духи по природе своей сродни с ветром и появляются так же быстро как и исчезают. Даже Бог сравнивает ветер с духами. Они на 100% реальны, только вот плоти у них нет. Брату не нужно было сочинять, музыка просто проникала в его пальцы, ничто другое так не захватывало его, как прикосновение к музыке, ощущение её и обнимание её, как если бы она была телесна. Он полностью концентрировался и привлекал всю свою духовную энергию, когда был уверен, что может произвести нечто экстраординарное. Поэтому, когда приходило ощущение, он знал наверняка, что и как ему делать — хватать гитару, сидящую всегда рядом с ним.

Я всегда чувствовал, что музыка, чистые ноты и звуки были частью моей ДНК. И видя всё время рядом с собой счастливого Бастера, играющего на своей гитаре, я спросил отца, не может ли он и мне купить гитару. Он посмотрел на меня, как если бы я был сумасшедшим.

— Где ты оставил свои мозги? — спросил он, дико вращая глазами. — У нас в семье уже есть один дурак с гитарой и я не позволю другому сойти с ума из–за этой дьявольской штуки.

Бывало мы с Бастером сидим на автобусной остановке, он, склонившись над своей гитарой, я — рядом, а наши друзья, проезжая мимо, зовут его с собой.