Дмитрий Емлютин - Шестьсот дней и ночей в тылу врага

Гитлеровский генерал Бернхардт, командующий 132-м корпусом, окружившим Брянский лес, как нам стало известно, заявил по этому поводу: «Пусть сеют. Убирать будем мы…»

Урожай был выращен на диво богатый! Когда стали созревать хлеба, фашисты бросили против партизан отряды карателей. Но ничего не вышло у генерала Бернхардта с захватом наших посевов. Тогда он решил уничтожить их на корню, стал засылать специальные группы для поджога посевов. Использовались и самолеты. Но партизаны зорко стояли на страже своего урожая.

Вблизи вражеских гарнизонов уборку проводили ночью под охраной. Скошенные хлеба сразу же вывозили на лесные тока.

Бои перемешивались с хозяйственными работами. Помню один сентябрьский вечер. Солнце зашло за стену сосен, в глубине леса перекликались колхозные ребята.

Мы сидели с Александром Васильевичем Суслиным, теперь уже секретарем окружного комитета партии, на опушке леса и обсуждали итоги дня. Вдруг в стороне послышались шаги, и мы увидели председателя колхоза «Свобода» Павла Филипповича Лобачева. Оказалось, он шел с лесного тока.

— К молотьбе хлеба приступил? — спросили мы Лобачева.

— Приступить-то приступили, но не весь хлеб с полей взяли…

— У вас на поле ни одного снопа нет, — заметил Суслин. — Говори без загадок, в чем дело?

— Полицейские по заданию фашистов хлеб на свои тока свозят. Вот мы и решили просить командование выделить нам небольшой отряд да десятка два подвод, тогда скирды будут у нас. А то обмолотят!..

— Какая охрана на токах? — спросил я.

— Человек пятнадцать полицейских да шесть немцев.

— Что ж, неплохая идея! — усмехнулся Суслин, одобрительно взглянув на Лобачева.

В три часа ночи партизаны отправились на тока. Заехали с тыла. Полчаса ушло на то, чтобы покончить с охраной. Затем партизаны вместе с колхозниками нагрузили девятнадцать подвод хлеба и отправились восвояси.

Но у старого колхозника Петра Николаевича не обошлось без происшествия. Он увидел вблизи села скирду хлеба и с Витюшкой, своим внуком, поехал к ней. Только стал снопы класть к себе на воз, как к нему подбежали два фашиста и велели сбросить снопы…

— Русский дед, — сказал ему один из фашистов, — нам надо… надо ходить недалеко, километров двенадцать, до станции ехать быстро, рус партизан пах-пах… Вези!..

— Что ж, это можно, — ответил дед, смекнувший в чем дело. — Витька, клади соломы в повозку, чтобы зер гут было.

— Да, да, зер гут! На станции получай шнапс.

— Только, господа хорошие, вас надо соломкой прикрыть, а то меня партизаны по голове не погладят.

— Шнель, шнель, — торопили деда немцы.

— Тихо вы!.. — дед хлестнул лошаденку.

Занялась заря. Один из них высунул из-под соломы голову и стал глазеть по сторонам, куда их везет старик.

— Партизаны увидят! — крикнул дед.

Гитлеровец снова зарылся в солому.

Петр Николаевич направил лошадь к партизанам. Когда подъехали к своим, совсем светло стало.

— А где командир будет? — спросил дед. — Мы вот груз доставили…

— Что за груз?

Партизаны окружили повозку. Дед стащил солому, и все увидели двух испуганных фашистов. Петр Николаевич сдал их партизанам, а сам как ни в чем не бывало поехал за хлебом.

Один из пленных оказался офицером, мы его отправили в штаб, а другого — писаря штаба — вернули обратно с письмом колхозников фашистскому генералу. Вот что ему написали:

«Господину генералу Бернхардту. Лично.

Докладываем. Уборку своего урожая мы провели успешно и без потерь. Теперь, как видите, помогаем вам, тоже по своей воле, как вы изволили говорить. Убирали мы для великого русского народа, но не для вас. Вот вам наш сказ: убирайтесь-ка вы подобру-поздорову, иначе мы вас чисто скосим и уберем на свалку.

Колхозники Партизанского края».

Много тогда народу собралось. Читали листовки со сводками информбюро, газеты. Рассказывали о почине тамбовчан, которые начали сбор средств на танковую колонну. Говорили о ленинградских партизанах, доставивших в город обоз хлеба.

А тут и бабка Фекла появилась. Она принесла несколько караваев горячего хлеба, испеченных из новой муки.

— Да что же мы, брянские партизаны, хуже других. Я говорить хочу, старики. Давайте-ка и мы начнем собирать денежки на танковую колонну. Назовем ее «Орловский партизан»…

Все зашумели. Согласны!

По почину колхозников артели «Свобода» провели в селах края собрания. В течение недели было собрано шестьсот двадцать тысяч рублей. Эти деньги мы переправили самолетом в Елецкий госбанк.

Еще один значительный факт: подписка на заем. Только весной 1942 года было собрано наличными деньгами свыше миллиона рублей. Вместе с этим было сдано облигаций займов на сумму 1500 тысяч рублей. Деньги и облигации тоже были переправлены в Елец.

Нельзя не вспомнить о том, как в нашем крае появилась первая молочно-товарная ферма. Разведка донесла, что гитлеровцы пасут отобранных у жителей коров в лугах, возле поселка Владимировского. Коров охраняли восемь полицейских, вооруженных винтовками и автоматами.

— Нужно захватить это стадо, — решили мы в штабе.

Операцию поручили резервному отряду под командой Николая Чапова.

Короткая летняя ночь была на исходе. Партизаны затаились и стали ждать.

Вот захлыстал кнут пастуха, послышалось мычание коров. Затем — автоматная стрельба в сторону леса, — это гитлеровцы на всякий случай для острастки стреляли.

На луг к лесу вышло не менее двухсот коров.

— Без выстрелов снять пастухов, обезоружить и связать полицейских, коров гнать лесом на Алтухово! — последовало распоряжение.

В десять минут было покончено с полицейскими, а стадо повернули в партизанский лагерь.

Однако, когда коров прогоняли через село Алтухово, буренушки бросились в ворота своих дворов, навстречу хозяйкам.

— Лысушка, Лысушка!.. Донька, Донька! — понеслось от дворов.

Коровы отвечали радостным ревом.

Только около 70 коров Чанов пригнал в отряд.

— Молочно-товарная ферма будет! — объявил он.

Тут же назначили заведующим фермой партизана Дмитрия Гнула. Но никто не хотел заниматься дойкой коров, пока не последовал приказ командира. Теперь, если кто провинился, Чанов обычно говорил: «На ферму, коров доить!»

К столу теперь стали подавать молоко, творог, простоквашу, даже сыр сварили и дали ему название «Партизанский». Все заметно повеселели.

Чаповский почин получил неожиданное распространение. Вскоре у нас было уже одиннадцать молочно-товарных ферм, в которых содержалось более двух тысяч коров.

Конечно, несмотря на то что шла война, жизнь все же брала свое. И в нашем партизанском крае была и любовь, случались даже свадьбы.

Я хорошо знал семью фельдшера Ивана Ивановича Чеклова.