Евсей Яцовскис - Забвению не подлежит

На ночлег остановились в районном центре — селе Дросково. Эта местность была освобождена от оккупантов всего 5 дней назад. Кое-где еще дымились пепелища, а от Дросково сохранилось лишь одно название. Все, что осталось от большого села, — торчащие обугленные трубы, полупогребенные под белыми сугробами.

Наша крытая машина заменила нам жилье. В ней и переночевали. Хотя стены будки на колесах были довольно тонкие, но все же хоть немного защищали от холодного, пронизывающего ветра. Беспрерывно топили железную печку «буржуйку», которая накалялась докрасна и согревала.

20 февраля бензобаки наших машин также оказались пустыми. Вместе с военным прокурором М. Мицкевичем и двумя офицерами штаба дивизии решили добираться дальше на попутном транспорте — мы обязаны были во что бы то ни стало догнать стрелковые полки и к началу боевых действий быть в частях. Поэтому остановили 4 загруженных боеприпасами грузовика и поехали к фронту. Водители машин и сопровождавшие боеприпасы бойцы обрадовались новым пассажирам: больше людей — легче застрявшие машины вытаскивать! А вьюга не утихала и продолжала свою дьявольскую пляску, заносила дороги, наметала на них огромные сугробы. В некоторых местах так намело, что даже днем невозможно было отличить, где дорога, а где поле. Непрерывно выл ветер, ревели моторы, то тут, то там был слышен лязг лопат. Снова все, кто только мог, упираясь руками, плечами, спинами в борты кузовов машин, старались протолкнуть их вперед, снова доносилась команда:

— Раз-два — взяли!

На рассвете приехали в деревню Кунач — конечный пункт следования машин. Отдохнув в теплой избе, приняли решение идти дальше пешком. До райцентра Покровское семь километров. За ним где-то неподалеку должны располагаться наши полки. Только вышли из деревни, буран усилился, ветер просто валил с ног. Был еще день, а за несколько шагов не видно ни зги. Пошатываясь, брели друг за другом и все время думали только об одном — не потерять из виду идущего впереди. Кругом ни живой души, ни единого дома. Кое-где проваливались в снег по пояс. Семь километров до Покровского преодолели после четырех часов изнурительного перехода.

Дежурный одного из штабных подразделений 48-й армии, проверив наша документы, проинформировал, что части 16-й стрелковой дивизии находятся в деревне Протасово. Немного отдохнув и подкрепившись, продолжали наш марш к фронту. К счастью, ветер наконец немного стих.

На командный пункт дивизии — в деревню Алексеевку пришли 22 февраля. Как раз в это время около 20 вражеских самолетов бомбили позиции наших полков приблизительно в трех километрах к северо-западу от Алексеевки, на подступах к деревням Нагорное и Хорошевское, в которых засели гитлеровцы.

Части дивизии заняли исходные позиции для наступления на участке Экономичино, Егорьевка, Вольный Труд, Никитовна.

На командном пункте офицеры штаба дивизии с тревогой обсуждали вопрос, как подтянуть к частям тыловые службы — авторота отстала. Нарушено снабжение боеприпасами и продовольствием. Положение было серьезное — личный состав с 16 февраля не получал хлеба, взамен его выдавали муку, из которой одни варили суп, другие пекли что-то наподобие лепешек. Но можно ли было ругать за все эти трудности одних тыловиков? Конечно нет! Никогда из памяти не изгладится эпизод, характерный для самоотверженной работы бойцов тыловых подразделений в те мучительные для нас дни.

…Раннее утро. Пурга пляшет вовсю. Кругом непроглядная темень. Черепашьим шагом пробивается по заснеженной дороге наша штабная машина. Впереди что-то зачернело. Водитель продолжительно сигналит — раз, два. Человеческий силуэт уже в двух шагах от машины, но не уступает дороги. Начинается обстрел, то тут, то там рвутся мины. Мы выскакиваем из машины. Перед нами стоит красноармеец, плачет навзрыд, а рядом лежит лошадь и стоят заснеженные сани, на которых ящики.

— Освобождай дорогу! — на разные голоса гневно кричим мы.

— Не уйду, не уйду, — сквозь слезы повторяет красноармеец. — Дайте машину, подвезти снаряды! Лошадь убили, а снаряды так нужны на передовой!

Молча, без команды, мы принялись грузить снаряды в штабную машину…

Первые безвозвратные потери. Атака за атакой. Раненый подросток. Завещание павших. Причины неудач. Изменник. И. Эренбург — «Сердце Литвы». «Таких шпионов не встречал…»

Первоначально по плану командования части дивизии должны были занять исходные позиции и начать наступление 19 февраля. Три дня провели бойцы на исходных позициях для атаки, ожидая приказа, и каждый раз наступление отменялось из-за того, что вовремя не прибыли поддерживающие средства.

Дивизии была поставлена задача — прорвать оборону противника, укрепившегося в деревнях Нагорное, Хорошевское и на близлежащих высотах и освободить железнодорожную станцию Змиевка на Орловско-Курской магистрали.

Все эти дни немцы вели почти беспрерывно артиллерийско-минометный огонь по нашим боевым порядкам, наносили удары с воздуха. Немало людей погибло или было ранено еще до начала активных боевых действий. На исходных позициях был убит командир батальона 167-го стрелкового полка Станисловас Вазнялис. Он был одним из тех офицеров литовской буржуазной армии, которые в памятном 1940 году решительно встали на сторону народа и остались ему верны до конца.

От осколка вражеской авиационной бомбы погиб парторг того же полка Сильвестрас Жольнерис. В его планшете товарищи нашли несколько заявлений красноармейцев о приеме в ряды Коммунистической партии.

Сильвестрас Жольнерис родился в 1907 году на Смоленщине, в Руднянском районе, где с давних пор проживало немало литовских семей. Активный комсомолец, затем член партии, Сильвестрас окончил в Москве литовский сектор Коммунистического университета национальных меньшинств Запада, был на партийной работе в Смоленской области, в Белоруссии, одно время учительствовал, стал директором средней школы. После восстановления Советской власти в Литве его направили на укрепление республиканских партийных кадров, и до начала войны он работал вторым секретарем Кедайнского уездного комитета Компартии Литвы. Одним из первых Сильвестрас Жольнерис прибыл в 16-ю литовскую стрелковую дивизию, одним из первых пал на поле боя.

Погиб в те вьюжные февральские дни и Балис Кирстукас — молодой поэт, заместитель командира второго батальона по политчасти 156-го стрелкового полка.

Он родился в 1912 году в Литве, на хуторе Валюнишкяй Рокишкского района и вместе со своим старшим братом Антанасом с малых лет активно участвовал в революционном движении. Будучи еще комсомольцем-подпольщиком, Балис издавал со своими единомышленниками нелегальную газету Рокишкского подрайонного комитета комсомола Литвы под названием «Дарбининку минтис» («Мысли рабочих»), печатал воззвания, другую революционную литературу. Энергичный, инициативный юноша был принят в 1933 году в ряды Компартии Литвы. Его не устрашили арест брата за коммунистическую пропаганду среди солдат литовской буржуазной армии, непрекращающиеся преследование со стороны фашистской охранки — обыски, аресты. После последнего по счету ареста, убедившись, что на этот раз ему не избежать длительного заключения, Балис с помощью товарищей совершил 6 декабря 1933 года побег из Рокишкской тюрьмы. Уже будучи на нелегальном положении, он активно продолжал участвовать в революционной борьбе. Однако полиция его все же выследила и арестовала, а военный суд приговорил Балиса к шести годам лишения свободы в каторжной тюрьме. Он был освобожден из заключения народной властью в 1940 году. В Каунасской каторжной тюрьме Б. Кирстукас принимал активное участие в издании нелегального рукописного журнала политзаключенных «Ковотояс» («Борец»). Позже, он писал стихи, часть из которых была опубликована в изданном в 1943 году сборнике «Ковос лаукя» («На поле боя»)…