Юрий Фельштинский - Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время

Встречи происходили все реже. Эрик жаловался подруге, что Хайес - это «одно из самых забытых Богом мест, с которыми я когда-либо сталкивался» 249 249 Orwell G. The Collected Essays, Journalism and Letters. Vol. 1. P. 81. , просил ее приезжать почаще. Но планов жениться у Блэра не было, и Элеонора вскоре его оставила.

В отличие от лондонского Ист-Энда, где Блэр столкнулся с нищетой и отчаянием, Хайес угнетал его своим невероятным однообразием, десятками совершенно одинаковых домов, стоявших на абсолютно одинаковых улицах, одинаковыми по своему характеру и привычкам жителями, которых вполне удовлетворяло и которым даже доставляло некое подобие счастья их времяпрепровождение, дни и годы, ничем не отличавшиеся один от другого, подступавшая старость, в событийном отношении почти ничем не отличавшаяся от молодости.

Эрик писал Элеоноре, что единственное удовольствие, которое он получает в ее отсутствие, - это посещение старинной церкви Святой Марии, часть которой была построена еще в XIII веке. Он проводил свободное время в церковном дворе под высокими деревьями, читая газеты и книги или просто размышляя. Его приметил местный священник, с которым установилось некое подобие дружбы. Во всяком случае они не раз вели разговоры, в основном на местные бытовые темы, причем священник не пытался превратить Блэра в образцового прихожанина.

Удержаться от сарказма Эрик, однако, был не в состоянии. Он сообщал Элеоноре, что во время церковной процессии священник, возглавлявший ее, выглядел подобно быку, которого собираются принести в жертву. В качестве своего вклада в содержание церкви Эрик согласился обновить небольшую статую Девы Марии, расположенную на церковном дворе. Он аккуратно обмыл ее луковой водой, но затем и здесь слегка похулиганил: попытался придать ей внешний облик дамы фривольного поведения из французского журнала «Ла ви паризиен» («Парижская жизнь»), не объяснив, однако, какие именно косметические или другие средства использовал 250 250 Ibid. P. 82. .

В обеих школах Эрик работал добросовестно, выполнял все, что ему положено было делать. Но работе этой он не отдавался с той страстью, которая была ему присуща, когда он проводил время за пишущей машинкой в своей комнатушке. Он чувствовал себя писателем и был убежден, что школьные занятия только отвлекают его от действительно важных дел, еще более раздражаясь от того, что свое настроение надо было прятать, не позволяя ему вылиться наружу. Так что и самому Блэру в определенном смысле было свойственно то «двоемыслие», о котором он напишет в своем антитоталитаристском романе.

Оруэллу было приятно, когда его называли писателем, хотя свое писательское призвание он видел не в публицистике, а в создании крупных художественных полотен. Он страстно стремился стать романистом. Успех книги очерков побудил Оруэлла возвратиться к роману о Бирме, отдельные наброски которого он писал еще во время службы в колонии, затем на родине и в Париже. Эти полузабытые фрагменты хранились в папках долгие годы и начали желтеть. И только теперь Оруэлл по-настоящему взялся за превращение этих отрывочных и малосвязанных между собой текстов в единое произведение. С немалым опасением 1 февраля 1933 года он послал начало рукописи Муру с сопроводительным письмом: «Я знаю, что в нынешнем состоянии все это ужасно с литературной точки зрения, но я хотел бы знать, если хорошенько отполировать, что-то исключить в связи с многословием и вообще все несколько сжать, получится ли что-то вроде вещи, которую люди захотят прочитать» 251 251 Orwell G. The Collected Essays, Journalism and Letters. Vol. 1. P. 115. 160 .

Как видно, Мур, при всей занятости делами по устройству рукописей нескольких своих подопечных (Блэр-Ору-элл был лишь одним из них), очень быстро «проглотил» полученную часть книги, так как уже через две с половиной недели, 18 февраля, Оруэлл писал своей подруге Элеоноре Жак: «Агенту очень понравились сто страниц моего романа, которые я послал ему, и он торопит меня с его продолжением» 252 252 Shelden М. Orwell: The Authorised Biography. P. 189. .

Оруэлл рассказывал позже, каковы были его цели при работе над «Бирманскими днями»: «Я хотел писать огромные натуралистические романы с несчастливым концом, полные подробных описаний и запоминающихся сравнений, полные пышных пассажей, где сами слова использовались бы отчасти ради их звучания. И в общем-то, мой первый завершенный роман «Бирманские дни», который я написал в тридцать лет, но задумал гораздо раньше, - во многом такого рода книга» 253 253 Оруэлл Д. Эссе, статьи, рецензии. Т. 2. С. 9. .

Книга, действительно, изобилует яркими описаниями природы Верхней Бирмы. Здесь можно встретить в полном смысле слова «пышные пассажи» и в то же время элегантно скромные пейзажи, для которых иногда достаточно было трех-четырех слов типа того, что цвет луны напоминает «раскаленную белую монету», или что ночь светлее, чем английский день.

В начале декабря 1933 года Оруэлл поставил, наконец, точку в работе над «Днями в Бирме» и послал всю рукопись Муру. Работал он в последние месяцы очень интенсивно, установив для себя самое жесткое расписание и стараясь не отвлекаться на внеурочные школьные дела. Часто приходилось проводить за пишущей машинкой целые ночи. В результате возникла часто встречающаяся в таких случаях неприязнь к собственному творению. «Меня тошнит от одного его вида. Будем надеяться, что следующий окажется лучше», - писал он своему литагенту. Он жаловался, что роман получился слишком длинным, явно требует сокращений, но он не может заставить себя снова усесться за него 254 254 Orwell G. The Collected Essays, Journalism and Letters. Vol. 1. P. 125. .

Интенсивная работа над романом вкупе с преподавательскими занятиями и, скорее всего, быстрая езда на стареньком мотоцикле, который Эрику удалось купить по дешевке на гонорары (мотоциклетные вылазки были в это время единственным видом отвлечения от изнуряющей умственной работы, от многократных возвращений к уже написанному, вставок, сокращений, переделок, поиска нужного слова) не только истощили силы, но и привели к очередному тяжелому легочному заболеванию. Буквально через несколько дней после завершения романа о Бирме Эрик Блэр вновь заболел воспалением легких. На этот раз он подхватил сильнейшую простуду, когда во время долгой мотоциклетной поездки, легко одетый, он попал под ливень.

Перед самым Рождеством 1933 года Эрик поступил в университетскую клинику в Аксбридже - пригороде Лондона, неподалеку от того района, где находилась его школа. Врачи диагностировали очередную пневмонию, причем в запущенном состоянии. Пациент находился в бреду, произносил невразумительные фразы, повторял слово «деньги». Эрику казалось, что он находится в приюте для бездомных, где он обычно прятал деньги под подушку. Теперь же, шаря рукой, он ничего не находил и боялся, что его обокрали 264. Действительно, в книге о «фунтах лиха» он вспоминал подлинный, как оказалось, случай, когда посреди ночи он проснулся от едва слышного шороха чьей-то руки, забравшейся под его подушку в надежде поживиться. Видимо, теперь этот эпизод всплыл в его полусознании.