Юрий Фельштинский - Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время

Далее анализировались различные сюжеты, сходные по стилистике творения массовой культуры, потребность в них со стороны малообразованных низших слоев населения, нуждающегося в доступном их разуму развлечении. Оруэлл видел в произведениях массовой культуры, в частности в открытках, социальное явление, ставшее частью британского рынка. «Уголок человеческого сердца, из которого этот юмор исходит и для которого он предназначен, - писал Оруэлл, - легко мог бы выразить себя и в худших формах. Уже из-за этого одного я буду сожалеть, когда увижу, что комиксы-открытки исчезли, и мне было бы жаль, если бы они исчезли». Этими словами завершался очерк 363 363 Оруэлл Д. Эссе, статьи, рецензии. Том 2. С. 149. Очерк впервые опубликован в журнале Horizon (London). 1941. Sept. .

Что же касается очерка «Еженедельники для мальчиков», также опубликованного в журнале «Хорайзен» («Горизонт»), то это было несравненно более острое произведение, направленное против дешевых журнальчиков с примитивными, стереотипными, написанными однообразно историями, содержавшими, как правило, драматический сюжет и неизменно благополучную развязку. Вот о них, если б они исчезли, Оруэлл точно не сожалел бы.

И все же массовую культуру писатель рассматривал как неизбежное порождение нивелировки общества, в свою очередь обязательно наступающей при любой форме социализма. Как и к самой массовой культуре, Оруэлл относился к социализму или тому, что он именовал социализмом, далеко не однозначно, желая его и в то же время опасаясь. Это нашло свое отражение и в «Дороге на Уи-ган-Пирс». Быстро написав черновик, Оруэлл еще несколько месяцев работал над текстом, оттачивая каждую фразу, придавая книге свое индивидуальное звучание, включая в нее собственные рассуждения, оценки, природные, городские, заводские пейзажи и мемуарные фрагменты. Иначе говоря, он превращал «Дорогу на Уиган-Пирс» в произведение художественной политической литературы, в книгу особого публицистического жанра, не являвшуюся художественным произведением в полном смысле слова, но написанную писателем, а не журналистом.

На протяжении всей работы Оруэлл обращался непосредственно к читателю, к его сознанию и чувствам, стремясь пробудить не только сочувствие к страждущим, но и активные действия в их поддержку. Правда, какие именно действия следовало бы предпринять, он не писал, ибо и сам не знал этого. Да и формулирование какой-либо политической программы не входило в поставленные им перед собой задачи.

В то же время, дорабатывая свою книгу, автор постоянно усиливал звучание своего специфического голоса, легко узнаваемого по прежним книгам, особенно когда речь заходила о живой природе, почти убитой индустриальными новациями. «Земля настолько велика и в то же время настолько пуста, что даже в самом грязном сердце цивилизации вы найдете поля, где трава зеленая, а не серая; наверное, если вы всмотритесь в нее, вы сможете даже найти ручей с живой рыбой, а не рыбную консервную банку».

Следуя примеру Джойса и его «Улисса», Оруэлл в окончательном варианте обращал еще большее внимание на применение к документальной политической прозе авторского умения быть одновременно внутри и вне описываемого события или факта. Действительно, великолепное балансирование на грани интимности и отстраненности составляло важную особенность творческой манеры Оруэлла, столь ярко проявившуюся в «Дороге на Уиган-Пирс».

В ходе доработки «Дороги на Уиган-Пирс» уточнялся подход к социалистическим мотивам, представление о так называемом социализме еще более расширялось. Своеобразный оруэлловский социализм состоял теперь преимущественно в решительном отвержении узкоклассового подхода к явлениям человеческого общежития. Оруэлл неоднократно подчеркивал, что все люди с небольшим, необеспеченным доходом находятся в одной лодке и должны всячески поддерживать друг друга в совместной борьбе против общего неприятеля, причем следует меньше говорить о «капиталистах» и «пролетариях» и больше о «грабителях» и «ограбленных».

База взаимной поддержки должна быть максимально широкой. Между шахтером и лондонской машинист-кой-секретарем крохотного офиса, на первый взгляд, мало общего, но у них, безусловно, можно обнаружить обоюдные интересы, заботы, фактических противников, и чем скорее они осознают это, тем быстрее между ними смогут быть установлены отношения взаимной поддержки. «Люди, которым следует действовать вместе, - это все те, кто сгибается перед боссами, все те, кто содрогается, когда думает о квартплате. Это значит, что мелкий собственник должен объединиться с фабричным рабочим, машинистка с шахтером, школьный учитель с механиком из гаража.

Существует некоторая надежда, что этого можно достичь, если они смогут понять, в чем состоят их интересы».

Это был предел «практических соображений», которые смог себе позволить Оруэлл касательно объединения усилий низших и средних слоев общества. Подход Оруэлла к социализму был в конечном счете индивидуалистическим. Отсюда проистекала уже достаточно ярко выраженная в «Уиган-Пирсе» и позже проявившаяся еще четче, особенно в произведениях, клеймивших тоталитаризм, протитворе-чивость в его представлениях о том, каковым предстанет это общество, если оно, паче чаяния, все же будет создано, во что писатель не очень-то верил. С одной стороны, это будет общество «бесклассовое» (что уже противоречило его прежним мыслям по поводу «капиталистов» и «пролетариев»). С другой стороны, в будущем проблематичном обществе «равных» каждый должен иметь право свободно высказывать то, что думает, свободно передвигаться, читать то, что хочет, без внешнего навязывания, спорить с равными себе и т. п. Будучи сам представителем среднего класса, Оруэлл-Блэр стремился сохранить именно эту свою идентичность (разумеется, предоставляя равные возможности всем остальным). Он пока не задумывался, что общественной собственностью тоже необходимо будет управлять, что в связи с этим неизбежно появится слой бюрократов, которые будут прилагать все силы, чтобы превратиться из руководящего слоя в господствующий класс.

Иначе говоря, существенно отличаясь от социалистов других направлений, Оруэлл оставался таким же утопистом, как и остальные приверженцы этой коварной общественной теории. И так было, несмотря на то, что он чуть ли не с презрением отвергал любой идеологический багаж социализма, да и к самим его носителям относился не лучше. Он полагал, что «у социалистического движения нет времени, чтобы быть лигой диалектических материалистов; оно должно быть лигой угнетенных против угнетателей». Он продолжал высмеивать «социалистических мошенников», это «отвратительное племя высоколобых дам и носящих сандалии бородатых любителей фруктового сока, которые толпой несутся на запах «прогресса», подобно трупным мухам, устремляющимся к мертвой кошке». Столкнувшись с опытом национал-социализма в Германии, сталинского социализма в СССР, тоталитарных общественных формаций и тенденций, прикрываемых все теми же социалистическими лозунгами, в других странах, Оруэлл, формально не отказываясь от своего социалистического кредо, фактически покажет несовместимость прекрасных лозунгов и отвратительной человеконенавистнической практики социализма.