Юрий Фельштинский - Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время

Такова была общая концепция, из которой вытекали несколько односторонние оценки. Не всегда были справедливыми острые упреки по адресу центрального испанского правительства, у которого, очевидно, имелись основания тормозить «социалистические» преобразования, в частности попытки коллективизации на селе. Сам Оруэлл не так уж энергично поддерживал утопические попытки левых радикалов. Но во всяком случае его симпатии были на их стороне, тогда как премьеров Ларго Кабальеро - левого лидера Социалистической рабочей партии - и тем более социалиста-центриста Хуана Негрина, сменившего Кабальеро на этом посту, автор считал врагами революции. При этом не вполне обоснованно преувеличивалась роль испанской компартии, которую Оруэлл порой оценивал как главную политическую силу за спиной Кабальеро или Негрина.

Оруэлл не всегда справедливо противопоставлял «буржуазные» политические силы и стоявший за ними «капитал» рабочим, особенно пролетариату Каталонии. Автор пытался не идеализировать его - в книге немало страниц, показывающих эгоистические настроения, необразованность, неопрятность и другие отталкивающие черты многих рабочих, неприятные любому мало-мальски непредвзятому читателю. И тем не менее всегда симпатии автора на стороне этих рабочих, их организаций, и только их. Вот небольшой фрагмент, который мы встречаем в самом начале книги:

«Многое из того, что я видел, было мне непонятно и кое в чем даже не нравилось, но я сразу же понял, что за это стоит бороться. Я верил также в соответствие между внешним видом и внутренней сутью вещей, верил, что нахожусь в рабочем государстве, из которого бежали все буржуа, а оставшиеся были уничтожены или перешли на сторону рабочих. Я не подозревал тогда, что многие буржуа просто притаились и до поры до времени прикидывались пролетариями».

В тесной связи с оруэлловской оценкой классов находились и его несколько изменившиеся по сравнению с более ранним периодом творчества, но в основном оставшиеся теми же, представления о социализме. Писатель идеализированно видел в нем общество всеобщего равенства, пренебрегая тем, что по своей природе люди не являются и не могут быть равны. Эта тривиальная истина как бы отбрасывалась, хотя все время маячила где-то на периферии изложения. Вот как рисовалась писателю социалистическая идея, в данном случае неразрывно связанная с его испанским опытом:

«Идея равенства - вот, что привлекает рядовых людей в социализме, именно за нее они готовы рисковать своей шкурой. Вот в чем “мистика” социализма. Для подавляющего большинства людей социализм означает бесклассовое общество. Без него нет социализма. Вот почему так ценны были для меня те несколько месяцев, что я прослужил в рядах ополчения. Испанское ополчение, пока оно существовало, было ячейкой бесклассового общества. В этом коллективе, где никто не стремился занять место получше, где всего всегда не хватало, но не было ни привилегированных, ни лизоблюдов, - возможно, было предвкушение того, чем могли бы стать первые этапы социалистического общества. И в результате, вместо того чтобы разочаровать, социализм по-настоящему привлек меня. Теперь гораздо сильнее, чем раньше, мне хочется увидеть торжество социализма. Возможно, это частично объясняется тем, что я имел счастье оказаться среди испанцев, чья врожденная честность и никогда не исчезающий налет анархизма могут сделать приемлемыми даже начальные стадии социализма».

Идеализированно представляя себе общество будущего, Эрик Блэр явно сохранял еще значительные следы утопических абстрактных мечтаний, от которых освобождался крайне медленно и мучительно. Он полностью так и не преодолел это утопическое мышление до конца. Ведь именно утопиями, хотя и с отрицательным знаком, являлись произведения, увенчавшие его писательский труд.

В значительной мере к творчеству Оруэлла, в частности к его «Памяти Каталонии», можно применить гегелевское «снятие», отрицание отрицания, когда позитивное фантастическое мышление казалось бы неожиданно, а на самом деле в результате глубоких внутренних мыслительных, аналитических процессов превратилось в собственную противоположность, не в счастливую утопию, а в адское общество, которое неминуемо сложилось бы, превратившись из утопии в реальность, если бы были реализованы, если не полностью, то хотя бы в основном, те потенции, которые содержались в зародыше в тоталитарном идеале.

Джордж Оруэлл постепенно избавлялся от своей идеализации испанских рабочих, от наивного, малограмотного, противоречивого и непоследовательного «социализма». Но в «Памяти Каталонии» он все же не был до конца откровенным в такой критике. Он испытывал некие угрызения совести, какую-то обязанность подчеркнуть светлые стороны пережитого опыта. Это была своеобразная трансформация принципа: о покойном - либо хорошо, либо ничего. Само название книги диктовало определенные условия. Это действительно была книга о покойном, книга памяти того, что так и не воплотилось в действительность.

Блэр не раз признавал, что допускал преувеличения в своей книге. 20 декабря 1938 года в письме публицисту и историку Фрэнку Джеллинеку, автору книг о Парижской коммуне и о войне в Испании 503 503 Jellinek F. The Paris Commune of 1871. London: Gollancz, 1937; ibid. The Civil War in Spain. London: Gollancz, 1938. , которую Оруэлл прорецензировал 504 504 New Leader. 1938. July 8; Orwell G. The Collected Essays, Journalism and Letters. Vol. 1. P. 340-343. , он откровенно признал, что не столь сильно симпатизировал ПОУМ, как следовало из «Памяти Каталонии», хотя во время пребывания в Каталонии он проявлял большой интерес к политической позиции и социальным установкам этой партии: «Я всегда говорил им, что они неправы, и отказывался вступить в партию... Вне всякого сомнения, их способ изъясняться... был утомительным и до крайности провокационным» 505 505 Orwell G. The Collected Essays, Journalism and Letters. Vol. 1. P. 366. .

Другому своему корреспонденту - поэту Стивену Спендеру, воевавшему в Испании в составе Интернациональной бригады, он писал, что не занимается «троцкистской пропагандой», как может показаться по некоторым главам «Памяти Каталонии» 506 506 Ibid. P. 311. , что не сочувствует ни Троцкому, ни идеям не имевшей отношения к Троцкому ПОУМ. «Подлинная история этой войны никогда не будет и не может быть написана», - писал Оруэлл значительно позже 507 507 Orwell G. The Collected Essays, Journalism and Letters. Vol. 2. P. 87. , проявляя неоправданный скептицизм в отношении возможностей исторической науки. Но опыт испанской войны, заставивший писателя столкнуться с грязью и кровью не только на поле боя, но и в политиканстве различных уровней - от взаимоотношений между партиями и группами в Каталонии до жонглирования европейским миром великими державами, - не способствовал улучшению его социального самочувствия. Он не видел перспектив завершения войны в пользу республиканского правительства, имея в виду и значительно большую организованность сил Франко, и интенсивную германскую и итальянскую помощь, и фактический отказ от поддержки Испании Советским Союзом и компартиями, и вывод Интернациональных бригад из Испании в 1938 году, и позицию невмешательства Франции и Великобритании. Он был убежден, что война бессмысленна, что она проиграна, но полностью оставался на стороне республиканских сил, исходя из необходимости сделать выбор между смертью бесславной и смертью достойной.