Юрий Фельштинский - Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время

Прогулки по территории санатория с его великолепным розарием, кедровой аллеей, а затем и посещения соседнего ветеранского поселения примирили Эрика с необходимостью длительного лечения. Уже через пару недель после поступления в санаторий он писал своему ровеснику, романисту и очеркисту Джеку Коммону, что санаторий оказался «очень приятным местом» 521 521 Orwell G. The Collected Essays, Journalism and Letters. Vol. 1. P. 310. . Именно здесь Оруэлл приступил к новому роману, в котором переплелись его современные преставления о смысле жизни с реминисценциями из детских лет.

Идея нового романа и даже его предположительное название, которое так и не поменялось, вынашивались Оруэллом еще до поступления в санаторий. В декабре 1937 года он писал Муру: «У меня пока по этому поводу только неопределенная идея, как вы можете себе представить. Все, что я задумал, состоит в следующем: это будет роман, он не будет связан с политикой, он будет о человеке, который, находясь в отпуске, пытается избежать ответственности, общественной и личной. Я придумал название “Глотнуть воздуха”» 522 522 IU.LL. Orwell Collection. G.Orwell. Letter to L.Moore. 1937. Dec. 6. .

Разумеется, став профессиональным писателем, получившим бесспорную известность, Оруэлл не мог не задумываться над новым крупным художественным произведением. Однако тягостные мысли о безвыходности положения, когда почти весь мир оказывался в руках двух диктаторов - Гитлера и Сталина - отодвигали художественные образы на второй план. Творческому настроению отнюдь не способствовало и то, что при внешнем улучшении самочувствия, болезненный процесс в легких все же продолжался. Временами Эрик чувствовал приступы слабости и подозревал, что болен необнаруженным туберкулезом. Он продолжал писать очерки, рецензии, литературные обзоры, однако за новый крупный труд браться не решался. В мае он писал из санатория все тому же Джеку Коммону, что очень хотел бы начать новый роман, но не в состоянии был это сделать: «Я думаю, что, при Гитлере, Сталине и иже с ними дело со всякими романами идет к концу. Осмелюсь сказать, что если я начну его, скажем, в августе, я должен буду завершать его в концентрационном лагере» 547. Неясно было, чей концлагерь имелся в виду - германский в случае поражения Великобритании в войне, английский, созданный для неугодных элементов в случае введения в стране военного положения, или сталинский в случае коммунистического переворота и советской оккупации. В любом случае перспектива оказывалась безрадостной.

После того как он был выписан из санатория, продолжалось амбулаторное лечение. Летом 1938 года Оруэлл занялся новым романом, отдельные фрагменты которого он набрасывал в предыдущие месяцы, еще в санатории, где был написан и своего рода план будущего произведения. Иногда он почти полностью отвлекался от романа, занимаясь важной для него публицистикой, иногда полностью отдавался ходам и поворотам сюжета, целыми днями работая над книгой.

Новый роман был написан сравнительно быстро. Чувствовалось, что не только основные идеи, сюжетные ходы и повороты, но и текстовые подробности были автором выношены. Свое творение он назвал, как и было изначально задумано, «Глотнуть воздуха» (Corning Up For Air). И хотя автор, по его словам, стремился избежать политики, это ему не удалось.

Внешняя сюжетная канва романа проста. 45-летний, рано постаревший, обрюзгший страховой агент Джордж Боулинг ведет скучную мещанскую жизнь в находящемся в состоянии постоянной дремоты столичном пригороде. Чтобы как-то скрасить быт, он пытается шутить с женой, но туповатая супруга либо вообще не понимает его острот, либо воспринимает их буквально. Вдобавок жена внимательнейшим образом следит за семейными расходами, не допуская, чтобы деньги тратились на «баловство», особенно если оно касается супруга, к которому относится презрительно-снисходительно, как к существу низшей породы. Герой романа о своей жене сообщает: «В голове ее крепко засело, что кончим мы в работном доме. Между прочим, если мы впрямь докатимся, ей будет там раз в сто легче, чем мне, - наверно, даже испытает удовольствие от полной безопасности».

Джорджу, к счастью, удается обмануть жену; у него оказывается утаенная от нее «заначка» - выигранные на скачках 17 фунтов, сумма по тем временам значительная. Возникает «роковая» проблема - на что потратить деньги. Варианты обычны: хорошие сигары, приличная выпивка с закуской в недешевом ресторане, а может быть, хватит и на молодую женщину - не очень дорогую. Правда, в качестве рефрена сквозь всю ткань этих размышлений проходит зловещая серая тень бомбардировщика, которая заставляет задуматься о реалиях 1938 года, о том, что в любой момент может вспыхнуть война... Тень военного самолета появлялась уже в романе «Да здравствует фикус!», но там она возникла как бы случайно, здесь же появляется вновь и вновь.

Боулинг отгоняет от себя тягостные раздумья. Он случайно видит рекламный плакат, одна фраза которого каким-то непонятным образом напоминает ему о давних годах, о беззаботном детстве. Вот он стремительно катит на велосипеде с пригорка, вот он наслаждается прохладной речной водой или просто вдыхает запахи лета и зелени. Но тень бомбардировщика появляется вновь и вновь, и от нее некуда деться.

Важной темой книги стало положение в британском левом движении, все перипетии Народного фронта, грызня между фракциями, фанатизм одних и равнодушие других. Ядовитыми сатирическими мазками представляет Оруэлл собрание некого книжного клуба. На сцене оратор, произносящий гневные и вместе с тем совершенно пустые слова о фашизме, не понимая, что это такое. В зале несколько коммунистов, причем к ним отнесен и «троцкист», который считает себя умнее всех и задает оратору какие-то вопросы, сам их не понимая. Это, однако, лишь прибавляет главному оратору страсти, и он в ответ несет еще большую белиберду, чем задавший вопрос «троцкист». Коммунисты же, хорошо накачанные ребята, только и ждут момента, чтобы ввязаться в драку с кем угодно, и останавливает их только одно - они не знают, как посмотрит на это партийное руководство.

Явно чувствуются в этих, пусть карикатурных, но взятых почти из жизни гротескных образах будущие герои и притчи «Скотный двор», и романа «Тысяча девятьсот восемьдесят четыре». Сцена в книжном клубе, написанная, кстати, чуть ли ни в последнюю минуту, будет позже развита и значительно усилена в «минутах ненависти», которые станут одной из основных, ярчайших сцен великого романа, воспроизводящих не только и не столько британские, сколько советские реалии сталинского времени, но в более широком смысле являющиеся неизменной функцией любого тоталитарного сообщества.