Юрий Бондарев - Мгновения

— Конечно, желаю, товарищ начальник школы.

— Тогда собирайся.

Я пулей вылетел из кабинета.

На охоту приготовилось восемь курсантов. Получили сухой паек, карабины, снаряжение. Сложили рюкзаки, утром на машине отправились на вокзал. Оттуда товарным поездом до станции Кюрдамир, а затем пешим строем с полной выкладкой направились в горы.

Прошли дикое, безлюдное предгорье, и впереди открылась долина. Далеко за нею вставал Кавказский хребет, белевший снежными шапками вершин.

— Посмотрите, — с радостью воскликнул Клементьев, указывая на восток. — Что за дивный край!

И точно! Такой панорамы нам еще не доводилось видеть! Под нами лежала долина, пересекаемая горными речками, серо-голубоватый туман плавно уходил в теснины гор, лежащих направо. А налево тянулись снеговые гребни. Одни выше других, те, что пониже, заросли кустарником и молодыми дубками. Медленно в небе ползли тяжелые тучи, лишь изредка расступаясь, пропуская солнечные лучи.

У подножия гор раскинулись аулы. В одном из них мы отдохнули. А рано утром отправились в горы. Моросил дождь, и одежда вскоре промокла, потяжелела, идти становилось все труднее. А Клементьев шагал легкой походкой натренированного строевого командира, словно он шел по равнине в хорошую погоду.

Вскоре мы обнаружили большое стадо кабанов. Скрытно подобрались к ним и открыли огонь. Кабаны шарахнулись в стороны. Но два самых крупных остались лежать. Издали неслись крики загонщиков и топот встревоженных зверей. Неожиданно для меня из кустов выскочил кабан. Не раздумывая, я выстрелил с колена, он упал, издав дикий предсмертный визг. Мимо меня с ревом пронеслось несколько кабанов. Я подстрелил еще одного.

К вечеру мокрые, прозябшие, но довольные охотой, мы вернулись на ночевку. Пришли на стоянку, которая была подготовлена заранее, занялись приготовлением ужина.

Вскоре все заняли места у костра. Подошел и Клементьев.

— Ну как, ребятки, устали? — спросил он, потянувшись к лежавшей в горячей золе картошке.

— Немного, товарищ начальник школы, — отозвались мы. — Но если бы вы позвали нас снова, мы бы пошли с радостью.

Клементьев засмеялся:

— Учиться оно, конечно, труднее, чем лазить по горам. Но без подготовки и кабана не возьмешь, а враг куда хитрее. В борьбе с ним все пригодится: и знания, и физическая подготовка. Нам надо оберегать свое кровное, завоеванное. Эх, ребятки, ребятки, какая жизнь у вас, только учись, дерзай и крепко держи родную землю в руках!

Мне стало не по себе от этих слов. Видимо, он знал, что перед выездом на охоту я подавал рапорт об отчислении меня из школы. Учеба мне давалась тяжело. Родился я в семье лесника, в которой было тринадцать детей. Учиться пришлось в сельской школе и одновременно выполнять немало домашних дел. Летом обрабатывал свою душевую землю, пас коров. В пятнадцать лет зимой работал в лесу, пилил доски и шпалы. Казалось, что лучше жизни, чем в лесу, нет, это рай — родной мой лес.

— В ваши неспособности мы не верим, дорогой товарищ Шатилов, — сказал мне командир роты Мельберг. — На первых порах поможем, а потом и сами поднимитесь, первым курсантом станете.

И вот теперь, словно читая мои мысли, Клементьев поведал о своей жизни, о том тернистом пути, который он преодолел с неимоверными трудностями. Новая родная власть вела его к свету, к знаниям. В беседе у костра я узнал много об удивительном упорстве нашего начальника, благодаря которому из него выковался отличный красный командир.

Василий Григорьевич Клементьев родился 4 марта 1883 года на саратовской земле в семье бедного крестьянина. Уже с четырнадцати лет он батрачил у кулаков, а через семь лет был призван в царскую армию.

Как ни трудна была армейская жизнь, но деревенскому парню, вырвавшемуся из-под кулацкого гнета, она нравилась. Клементьев жадно тянулся к знаниям, продолжал закалять себя физически. Это сделало его сильным и выносливым, способным переносить любые невзгоды.

В старой русской армии Клементьев окончил полковую учебную команду, потом школу прапорщиков, Киевские инженерные курсы. После гражданской войны — Высшие академические курсы, позже — Курсы усовершенствования высшего командного состава при Военной академии имени М. В. Фрунзе.

Трудной была и служебная лестница нашего начальника школы. В девятнадцатом году, когда враги рвались задушить молодую Советскую республику, Клементьев стал начальником отряда особого назначения. Этот отряд представлял собой крупную боевую единицу. Он состоял из стрелкового и кавалерийского полков, артиллерийского дивизиона, автоброневого отряда, авиазвена и ряда отдельных специальных подразделений. Перед ним ставились чрезвычайно важные задачи.

Из Самары отряд был переброшен в Ташкент. Он вошел в состав Туркестанского фронта и был предназначен для ликвидации различных банд и кулацких восстаний, Андижанского и Верненского мятежей и групп басмачей. Примерно через год отряд вырос в значительное войсковое соединение и стал называться Каганской группой.

Так Клементьев оказался в круговороте бурных событий, разыгравшихся в двадцатые годы в Средней Азии. Летом Алим-хан — владыка Бухарского эмирата начал открыто готовиться к войне с Советской Россией. Усилилось басмаческое движение. В Бухаре скопились значительные силы белогвардейцев, бежавших в Среднюю Азию. Они обучали войска Алим-хана не только тактике боя, но и умению владеть иностранным оружием, которое в огромном количестве поступало из Англии. А на сахарском направлении скапливались английские войска, намеревавшиеся захватить молодые Закаспийские советские республики.

Затаилась и опасная для молодой Советской республики группировка враждебных войск к югу от крепости Кушка.

Словом, обстановка была напряженной, вражеские силы обкладывали молодые республики со всех сторон и со дня на день могли нанести удар.

Много мы узнали тогда у костра о Клементьеве, его юношеских стремлениях. Еще мальчишкой он полюбил верховую езду, с охотой пошел в конницу.

— Всегда в движении, в силе, — говорил Василий Григорьевич. — Эти качества необходимы военному. Быть здоровым и ловким, владеть саблей — значит наполовину победить врага.

Как только он это сказал, мы спросили про бриллиантовую саблю, откуда она у него? Клементьев оживился, весело сверкнув глазами. Он не прямо ответил на наш вопрос, а начал рассказывать снова более обстоятельно об Алим-хане.

— В Бухаре в то время царствовал последний ее владыка — эмир Сеид Алим-хан. — Василий Григорьевич уселся у костра по-азиатски, сложив ноги калачиком. — Перевалило эмиру за сорок лет. Здоровый, коренастый узбек был грозой для трудящихся. Он выделялся своим коварством, жестокостью в расправе с непокорными.