Рэнди Тараборрелли - Фрэнк Синатра. «Я делал все по-своему» [litres]

Фрэнк не был настроен выслушивать советы от постороннего лица, даром что ценил и уважал Лину Хорн как артистку. По воспоминаниям Джорджа Эванса Фрэнк велел ей заткнуться. Хлопнул денежную купюру на барную стойку, чокнулся кофейной чашкой с Джорджем и ушел, бубня себе под нос. Лина обратилась к Джорджу:

– И что только Ава находит в этом типе? Ой, не трудитесь объяснять, это выше моего понимания.

Сам Джордж так и не обсудил с Авой напрямую ее связь с Фрэнком, и вот почему: пару месяцев назад, при личной встрече, Ава обдала его леденящим холодом, чем пресекла все дальнейшие попытки читать ей мораль. Ава знала, что Джордж категорически против ее отношений с Фрэнком, и ей совсем не улыбалось чье бы то ни было влияние на любовника.

Понимая, насколько Фрэнк раним и непостоянен в чувствах, Ава боялась, что, наслушавшись о ней дурного (особенно от своих доверенных лиц), Синатра, пожалуй, примет советы к сведению. По собственному признанию, Ава решила тогда выработать некую стратегию отлучения Фрэнка от Нэнси.

Дик Моран, с сорок восьмого по сорок девятый год работавший с Джорджем Эвансом и Тедом Хетчменом, вспоминает:

– Ава всячески настраивала Фрэнка против Эванса, требовала, чтобы Фрэнк его уволил. Я сам слышал одно такое внушение.

По словам Морана, изрядно ослепленного звездным блеском, Ава в одной руке держала коктейль (водка с тоником), в другой – сигарету. Она очень прямо сидела на барном табурете, скрестив ноги и чуть откинув голову, выглядела донельзя гламурной и допытывалась у Синатры:

– Как это дрянной пиарщик, которому ты платишь зарплату, смеет тебе мораль читать?

Просила извинить ее за дерзость – она, мол, никогда раньше подобных отношений нанимателя и работника не видела. Синатра немало удивился. Он не привык, чтобы женщины с ним в таком тоне разговаривали. Ава вдобавок имела скверную привычку – при разговоре продолжать курить, выпуская колечки дыма. Фрэнк еще больше рассердился.

– Хочешь дымить – валяй. Только дыми по-нормальному, хоть из этого шоу не устраивай, – раздраженно сказал он.

– Прояви характер, Фрэнк, – не смутилась Ава. – Вели своему Эвансу убираться.

Она-де знает целую кучу пиарщиков куда более профессиональных и талантливых, чем Эванс. Пусть, мол, Фрэнк только слово скажет – и Ава мигом ему подгонит подходящего парня, который будет заниматься только раскруткой, и ничем больше. Фрэнк приблизился к Аве, взял ее сигарету, глубоко затянулся. Из уголка рта выпустил облачко густого дыма.

– Я с этим сам разберусь, детка, – сказал он в гангстерской манере.

Ава, вероятно, чувствуя, что на сей раз проиграла, поднялась с табурета, выпустила очередное кольцо дыма и направилась к выходу. По пути она едва не толкнула Дика Морана, который за дверью дожидался, «пока у них уляжется». Дик вспоминает, что от Авы пахло «розовыми лепестками, упавшими в пепельницу». Ава тем временем надумала что-то новое. Она повернулась к Морану и заговорила:

– А скажите-ка, юноша, с вами Эванс считается?

– Вообще-то нет, – признался Моран. – Он ведь мой босс.

– А вот интересно, – продолжала Ава, – можете вы мне встречу с ним организовать?

– Вам, наверное, лучше попросить мистера Синатру, – сказал Моран.

– Мистеру Синатре об этом знать необязательно, – произнесла Ава, коснувшись руки Морана. – Ну что? Организуете? Я вас очень прошу.

– Да, мисс Гарднер, – пообещал ошалевший от такого счастья Моран.

– Для вас, лапочка, я – просто Ава, – улыбнулась звезда, подмигнула заговорщицки и ушла.

– Ей до всего было дело, – годы спустя вспоминал Моран. – Я нутром почувствовал: эта женщина умеет получить любого, кто ей приглянется, и способов в ее арсенале предостаточно. И всё же я организовал ей встречу с Эвансом. О чем они говорили, я не знаю, только после Джордж мне сказал: «Всё, умываю руки. Пусть Фрэнк что хочет делает – мне плевать. Потому что по сравнению с этой стервозиной Авой наша прежняя головная боль Лана Тернер – просто святая». Также Эванс сказал, что разрывает контракт с Фрэнком. Грозился: я, мол, устрою ему концерт по заявкам. Но вышло несколько иначе. На следующий день Фрэнк сам перечеркнул многолетнее сотрудничество с Джорджем.

– С меня хватит, – объявил Фрэнк. – Ходят слухи, будто ты говорил обо мне с Авой. Этого я не потерплю.

– Да погоди ты! Она сама потребовала разговора со мной! – оправдывался Джордж.

– У меня другие сведения, – возразил Фрэнк. – Ты, значит, и Аве пытался угрожать этим своим пунктом о моральном облике, будь он неладен?

– Ничего подобного, – принялся отрицать Джордж. – Чтобы я этакой женщине о морали толковал? Не вижу смысла!

По воспоминаниям Джорджа Фрэнк схватил его за грудки.

– Ах ты, хорек вонючий! Сам не можешь девчонку закадрить, так решил влезть между мной и моей Авой? Жалко мне тебя, Джордж, – заключил Фрэнк, несколько поостыв, и отпустил Эванса. – Всё, уходи. Ты у меня больше не работаешь.

Тем дело и кончилось. Целых девять лет Джордж Эванс пекся не только о карьере Фрэнка, но и о его семейной жизни – а повторил судьбу многих друзей Синатры, вот так же им отвергнутых.

В начале пятьдесят первого года Фрэнк Синатра забронировал номер в хьюстонском отеле «Шэмрок», открытие которого было назначено на двадцать восьмое января. Фрэнк намеревался «оторваться» со своим другом Джимми Ван Хэйсеном. Но, делая пересадку в Эль-Пасо, приятели узнали о смерти Джорджа Эванса. Он скончался от сердечного приступа в возрасте сорока восьми лет.

Вспоминает Дик Моран.

– Мое личное мнение – Джорджа добил разрыв с Фрэнком. Даже не сам разрыв, а тот факт, что его спровоцировала взбалмошная, капризная женщина. Джордж ужасно переживал. Всё говорил: «В голове не укладывается, что Фрэнк мог так со мной поступить. Мне удавалось избавляться от всех его любовниц, а эта Гарднер избавилась от меня!» В ночь кончины Джордж меня позвал и сообщил, что пытался дозвониться Фрэнку, но не сумел. «Плевать, что я больше у него не работаю. Я просто хотел глаза ему раскрыть», – так сказал Джордж. Это были его последние слова.

Узнав о смерти Эванса, Фрэнк вскочил в самолет, чтобы поспеть на похороны в Нью-Йорк. Прощание с Джорджем Эвансом состоялось в похоронном бюро «Парк-Вест». Всю оставшуюся жизнь Синатра не позволял себе мыслей об Эвансе. Если при нем с чьих-нибудь уст срывалось имя «Джордж Эванс», Синатра тотчас переводил разговор на другое.

– Испытывал ли он угрызения совести? – задается вопросом Тед Хечтмен. – Не знаю. Этот человек всегда был для меня тайной за семью печатями. Была ли вообще у него совесть? Или нравственные принципы? Одно время я полагал, что об этом известно людям, более, чем я, близким к Синатре. Но потом я подумал: боже, ведь его собственная жена не видела от Фрэнка раскаяния, не слышала извинений по крайней мере искренних. Куда уж мне судить?