Павел Вощанов - Ельцин как наваждение [Записки политического проходимца]

– Не вижу, в чем риск…

– Мы с вами встречались, по-моему, в начале 91-го года, так? После у вас были выборы, потом парламентская неразбериха с назначением Ельцина, а после к руководству вашим МИДом пришел Андрей Козырев, и настроения российской дипломатии стали меняться не в лучшую для нас сторону.

– Да ладно вам! Не помню случая, чтоб Козырев, со своими либеральными воззрениями, да еще с еврейскими корнями, выступил бы против Израиля!

– Вы не очень хорошо представляете себе наши отношения с Евроатлантикой и ситуацию в так называемом «еврейском мире». Вся деятельность Козырева была так или иначе сфокусирована на США, а роль связующего звена между ним и Белым домом выполняли клерикальные круги еврейской общины. Но между их интересами и интересами Израиля, уж вы мне поверьте, нельзя ставить знак абсолютного равенства. Подчеркиваю – абсолютного равенства нет и никогда не было! Так что не поторопись мы тогда, и после решали бы вопросы наших дипотношений уже не в Москве и не в Иерусалиме, а в Вашингтоне.

Не знаю, можно ли согласиться с таким взглядом на Израиль и российско-израильские отношения, но что касается экс-министра Козырева (кстати, в настоящее время проживающего в США, кажется, в Майами), думаю, оценка израильтянина близка к истине. Во всяком случае, подозрения, что наш главный дипломат эпохи Ельцина был сосредоточен не только, а может, и не столько на российских интересах, не лишены оснований. В связи с этим не могу не вспомнить нашу случайную встречу в Нью-Йорке в феврале 1992 года.

…Официальная российская делегация во главе с президентом России прибыла в Нью-Йорк для участия в заседании Совета Безопасности ООН и встречи с президентом США Джорджем Бушем (старшим). По сути, это его первый крупный зарубежный вояж. Обстановка в наших рядах нервозная, потому как никто из ближайшего окружения Ельцина не имеет опыта общения на столь высоком международном уровне. Помню ту суетную атмосферу всеобщей неразберихи – каждый кого-то ищет, что-то уточняет, с кем-то консультируется. Многоопытные советские дипломаты, месяц как ставшие российскими, ощущая высокомерное недоверие к себе прибывших из Москвы, нервничают еще больше. Они ежеминутно подмечают протокольные огрехи, но не решаются на них указать. Тем более что у Ельцина все завязано на главного охранника, а у того гонор неимоверный, и еще более неимоверная подозрительность. В общем, к исходу рабочего дня каждый чувствует себя выжатым как лимон.

Министр иностранных дел России Андрей Владимирович Козырев во всей этой суете не участвует. Он как бы с нами, но его вроде как с нами нет. Если сегодня, по прошествии лет, спросить о нем кого-то из участников той поездки, думаю, ни один ничего конкретного не припомнит. И это удивительно.

Но вот, наконец, дневное заседание Совбеза закончилось. Виктор Васильевич Илюшин командует: «Свободны, можете отдыхать». И сразу же меня берут в плен двое коллег по «Комсомольской правде» – собкор в США Елена Овчаренко и собкор в Канаде Павел Веденяпин. Время не позднее, где-то около пяти, а потому решаем отправиться в наш корпункт и посмотреть, как Овчаренко обустроилась на американской земле. План прост, как крик петуха – посидим, немного выпьем и наговоримся вволю о своем журналистском житье-бытье. Любой аккредитованный за границей корреспондент скажет: если нагрянули коллеги с Родины, так оно всегда и бывает! Но нам реализовать свой замысел не удается. Так случилось, что в данный момент времени наша Лена пребывает в состоянии мучительного развода с мужем. Поэтому, едва войдя в офис и сделав глоток виски, начинает жаловаться на не сложившуюся семейную жизнь и на супруга, бесчувственного негодяя. Но ладно б только это – из глаз нашей подружки полились горькие слезы, и все попытки их как-то остановить не увенчиваются успехом. Становится понятно – если хотим пообщаться и получить удовольствие от общения, надо идти на люди. Веденяпин, сосед Овчаренко по североамериканскому континенту, принимает командование на себя:

– Все! Идем в бар! Ленка, ты знаешь хороший бар поблизости?

– Не нужен мне ваш бар! Не хожу я по барам!

– Не будешь слушаться, Вощанов скажет Ельцину, и тот лишит тебя не только мужа, но и гражданства!

Наверное, бар и впрямь был хорош, потому как желающие утолить жажду стоят даже на улице. Но Паша Веденяпин был бы не Веденяпиным, если б не избавил нас от изнурительного ожидания под моросящим противным дождем. Минута, и швейцар распахивает перед нами дверь: «Прошу вас, господа!». Входим и у самой двери сталкиваемся с большой группой хасидов в традиционных черных костюмах-тройках и черных широкополых шляпах со свисающими из-под них пейсами. Никогда не думал, что правоверные иудеи посещают подобные питейные заведения.

Они стоят в проходе и что-то оживленно обсуждают, обращаясь к господину, по стилистике гардероба выпадающему из их компании. Что за знакомое лицо? Боже ж ты мой! Веденяпин, узнав министра иностранных дел России, не может сдержать удивление: а этот-то что здесь делает?!

– Веденяпин, странный ты человек – а мы что здесь делаем?

– Мы – это другое дело! Мы – коллеги по «Комсомолке». Если бы я увидел его тут в компании министров иностранных дел стран – членов Организации центральноамериканских государств, слова бы не сказал. Но почему…

– А если это его родственники? Днем не мог, был занят. Почему ж нет-то?

Мы встретились с министром глазами и «не узнали» друг друга.

…Для особо чувствительных хочу сразу сделать оговорку: в рассказанной истории не следует высматривать-вынюхивать никакого антисемитизма и никаких намеков на «всемирный еврейский заговор», потому что в ней их нет даже на малую толику. Евреи, хасиды, пейсы – все это в рассказе ровным счетом ничего не определяет. Рядом с Козыревым в тот момент могли быть чистопородные янки, и, наверное, бывали, просто нам этого не довелось видеть. В этом маленьком сюжете важно лишь то, что он в какой-то мере подтверждает (именно подтверждает, а не доказывает) мнение офицера знаменитой разведки Моссад: «Вся деятельность Козырева была так или иначе сфокусирована на США, а роль связующего звена между ним и Белым домом выполняли клерикальные круги американской еврейской общины».

В чем же я ошибся? Неужели переоценил внешнеполитическую притягательность своего шефа? По сути дела, мы предложили премьер-министру Израиля сделать выбор (хотя сейчас я, честно говоря, сомневаюсь, что он был проинформирован о будапештских переговорах): Горбачев, фактический глава советского государства, или Ельцин, политик, хоть и не имеющий реальных рычагов влияния на внешнеполитический курс страны, зато с перспективой внутриполитического роста. Я полагал, что в выборе между сегодняшней и завтрашней выгодой предпочтение будет отдано последнему. А вышло наоборот. Может, в этом моя ошибка?