Леонид Млечин - Коллонтай

А в Петрограде созрела новая идея — использовать известность и широкие связи Коллонтай для того, чтобы вырваться из международной изоляции.

Двадцать пятого ноября 1917 года в британском парламенте министр иностранных дел лорд Артур Бальфур изложил позицию кабинета его величества: после падения Временного правительства в России нет правительства, с которым можно иметь дело. 5 декабря советник французского посольства в Москве передал журналистам общее решение послов стран Антанты: какие-либо контакты с большевиками невозможны.

Вот в Петрограде и решили действовать — через голову правительств обратиться непосредственно к народам и мобилизовать на свою поддержку левые силы Европы.

Двадцать второго декабря 1917 года высший орган государственной власти — Центральный исполнительный комитет постановил: «Для установления тесной связи между всеми трудящимися элементами Западной Европы послать делегацию в Стокгольм. Поручить этой делегации принять все меры для подготовки созыва Циммервальд-Кинтальской международной конференции и организации Советского информационного бюро».

Большевики намеревались объяснить социалистам Западной Европы, как развивается русская революция и к чему стремится советская власть.

«Напряженное было время, — писала Коллонтай, — хаотически нервное, полное неожиданностей, полное противоречий. В те дни не знали «входящих» и «исходящих», решения принимались на лету, часто не успевая занести даже в протокол».

Двадцать девятого января 1918 года президиум ЦИКа уточнил задачи: делегации выпускать «Вестник социалистической революции», установить контакты «со всеми элементами рабочего движения, которые стоят на точке зрения немедленной социалистической революции и ведут активную революционную борьбу против своей буржуазии за немедленный мир».

В какие страны и в каком порядке ехать — оставили на усмотрение делегации. На предварительные расходы ассигновали на первое время 100 тысяч рублей.

Состав делегации — смешанный: большевики и их союзники левые эсеры. От социалистов-революционеров: члены президиума ЦИКа Марк Андреевич Натансон (ему было 70 лет, и с ним поехала жена) и Алексей Михайлович Устинов (дворянин и родственник Столыпина). От большевиков: Коллонтай и кандидат в члены ЦК Ян Антонович Берзин (Зиемелис), будущий секретарь Исполкома Коминтерна, полпред в Финляндии и Австрии (в 1938-м его расстреляют).

Александра Михайловна взяла себе в помощь члена коллегии Наркомата государственного призрения Алексея Петровича Цветкова, рабочего, красногвардейца, участника взятия Зимнего дворца.

Секретарем поехала Евгения Григорович. «Самоотверженное существо, — характеризовала ее Коллонтай. — Если надо для революции, не задумаясь, пойдет хоть по битому стеклу. Еще очень юная, по-юному «нетерпимая» и «принципиальная». Смелая и решительная». В качестве охраны — революционные матросы.

Коллонтай как наркома утвердили главой делегации.

— Вы ведь «язычница», — сказал ей Ленин, — сумеете столковаться на разных языках. Притом вы — нарком, это придает делегации официальный характер.

«Натансон, — записала в дневнике Александра Михайловна, — в сущности, хороший старик. В нем много от народовольцев, большая «принципиальность», очень много юности и пылкости души, стойкость человека, привыкшего побеждать трудности жизни и стыдящегося отступать перед жертвами и опасностями. Но тело дряхлеет. Приходится думать о диете, иметь под рукой аптечку, кутаться. Жена его — «верный оруженосец»… В часы опасности я любовалась Натансонами. Ведь старички же оба. Но полное спокойствие, самообладание, выдержка».

Зинаида Гиппиус 31 января 1918 года отметила в дневнике с присущей ей «доброжелательностью»: «Натансон с Коллонтайкой уезжают за границу. Хоть бы навек!»

Решили, что делегация посетит Швецию, Норвегию, Англию, Францию и США. Получили въездные визы во все эти страны. Это была первая советская зарубежная делегация (ее историю подробно рассказала кандидат исторических наук Ирина Дажина в журнале «Исторический архив», № 3 за 2008 год).

Александра Коллонтай записала в дневнике: «4 февраля 1918 года. Я. М. (т. Свердлов) сказал, что паспорта готовы и что сейчас задержка только за техническими мелочами. Он думает, что поездка наша может продлиться месяца полтора-два. Больше, если попадем в Соединенные Штаты…

10 февраля. Нервирует, что вопрос о поездке делегации всё еще висит в воздухе. Я сегодня настаивала на окончательном решении. Нельзя работать, если ждешь, что тебя завтра сорвут с места. Говорят: не установлен маршрут, не ясно, можно ли пробраться еще через Финляндию? Белые теснят красных с северо-запада. Сегодня есть вести, что побережье на север от Або — уже в руках белых. Немцы держат курс на Финляндию. Ленин вызывал Павла Ефимовича (Дыбенко), чтобы посоветоваться о судьбе Аландских островов и подкреплении нашего там гарнизона…

13 февраля. Владимир Ильич был недоволен, что мы еще не выехали, и отдал распоряжение, чтобы немедленно достали визы и прочее… Он допускает мысль, что мы окажемся отрезанными от России немецким фронтом и что с нами тогда не станут церемониться. Пошутил, что попасть в шведскую тюрьму для меня не будет «сюрпризом». Он не думает, что нам удастся пробраться в Англию, но в Скандинавии мы будем полезны, главное по части разоблачений клеветы и связи с рабочими…

16 февраля. Три часа ночи. Вернулись из Таврического, была на заседании ЦИК. Зашла попрощаться, так как едем завтра, и получить последнюю информацию… Почему-то все очень трогательно со мной прощались, будто мы и в самом деле едем в «экспедицию». Спиридонова даже расцеловалась со мной и назвала меня «моя милая»…

Семнадцатого февраля 1918 года в полночь делегация отбыла с Финляндского вокзала. Получили в дорогу деньги, русские и финские, литературу, продовольствие. На прощание сфотографировались в помещении штаба Красной гвардии.

Алексей Цветков записал в дневнике экспедиции: «На платформе — пусто. Провожающих мало. Очевидно, испуганы перспективой брести домой пешком, когда трамваи уже в парках, а извозчики теперь кусаются. Мы так и поняли. Простили всех, кто поленился бросить последний взгляд на носовой платок, который наша вежливость высунула бы им на прощание из окна вагона и благодарно махала бы им, пока не исчезнут в темноте и поезд, и стук колес, и белый цвет платка».

На следующий день делегация уже была в Гельсингфорсе, где власть находилась в руках красных финнов. Но, отметила Александра Михайловна, у них «нет уверенности в своих силах, в возможностях». Столица Финляндии показалась ей настороженной и безрадостной.