Валерий Ганичев - Святой праведный Феодор Ушаков. Изд. 5-е. 2010

Под началом Федора Федоровича строились казармы, госпитали, возводились дома, его заботами прокладывались дороги, насаждались деревья, рылись колодцы, благоустраивались рынки, проводились водоводы.

Особым его попечением были церкви, совершение богослужений как на кораблях, так и на суше, в городе, в церкви любимого всеми моряками Святителя Николая — «по морю плавающих управителя». Церковь его он перестроил, расширил. А после русско-турецкой войны он еще больше предавался молитве, и, по одному из свидетельств, он, несмотря на все свои административные заботы, «каждый день слушал заутреню, обедню, вечерню и перед молитвами никогда не занимался рассматриванием дел военно-судных, а, произнося приговор, щадил мужа, отца семейства многочисленного, и был исполненный доброты необыкновенной».

Христианские святыни, православные храмы, души родных ему моряков находились тогда на попечении заботника и ревнителя благочестия Федора Ушакова. Он уже тогда мог считаться для этого города, для южного форпоста России, святым подвижником, хранителем, созаботником. И поэтому и сегодня тянутся духовные нити из Севастополя к Санаксарскому монастырю, к мощам прославленного адмирала, воина-христианина.

Особую любовь проявлял адмирал к близким, сослуживцам, морякам. Конечно, была требовательная, армейская, флотская дисциплина, воинская иерархия, но для служителей морских он был «слуга царю, отец солдатам», за которым они шли в огонь и воду в прямом и переносном смысле. Он был их наставником, соратником, вдохновителем. Он учил их, вместе с ними разделял трудности и невзгоды дальних походов, рутину ремонтных стоянок. Вместе с ними творил молитву и провожал, по морскому обычаю, вместе с корабельным священником в последний путь в глубины морские. Он заложил основы требовательного, высокого, христианского отношения к моряку, которое и преобладало у замечательных адмиралов и офицеров в нашем флоте.

Особую заслугу в деле православного служения имеет Ф. Ф. Ушаков при освобождении от воинствующего безбожного воинства французской Директории Семи островов Греческого архипелага в Ионическом море в 1798–1799 годах. Но дело не только в освобождении (ведь и Суворов освобождал итальянские районы Ломбардии, а те же Ушаковские войска — южные области Италии), дело в создании. впервые после зловещей 300-летней оттоманской оккупации, Греческой православной республики, утверждении в ней справедливых порядков, защите там православных святынь.

Именно здесь Ушаков осуществил великую христианскую миссию спасения греческого народа, его православной сути.

Отвоевывая у французов остров за островом, он опирался на единоверных греков, направляя им собственные «пригласительные письма» и воззвание патриарха Григория V. Греки безгранично верили ему, создавая ополчения, помогая освобождать острова, а он твердо держал свое слово, не давая развернуться ни мятежному разбою, ни реваншистскому насилию правящих нобилей, он был добр и отзывчив к населению, объявил амнистию, внимательно относился ко всем жалобам.

Приветствия, которыми обменивались моряки эскадры и местные жители освобожденных островов, поистине знаменательны: «Здравствуйте, православные!» И это было знаком единодушия и доверия друг к другу.

Поистине как триумфатора, освободителя, защитника христианства встречали его жители островов. Ведь французы, пообещав свободу, равенство и братство, не предоставили этого жителям и проявили революционный вандализм и варварство в святых для греков местах, они насмехались над священниками, оскверняли храмы, располагая там казармы. Ф. Ушаков не только «вытряхнул» французских безбожников из церквей, но не дал и своим союзникам-туркам покуситься на собственность и драгоценности святынь. Сам же он бывал и молился в православных храмах. Так, на другой день после взятия крепости Корфу он уже отслужил благодарственный молебен, а 27 марта, в первый день святой Пасхи, назначил большое торжество, пригласив духовенство сделать вынос мощей угодника Божиего Спиридона Тримифунтского. Народ собрался со всех деревень и ближайших островов. При выносе из церкви святых мощей расставлены были по обеим сторонам пути, по которому прошла процессия, русские войска. Мощевицу поддерживали сам адмирал, его офицеры и первые чиновные архонты острова. Святые мощи обнесены были вокруг крепостных строений, и в это время отовсюду производилась ружейная и пушечная пальба;…всю ночь народ ликовал.

Ф. Ф. Ушаков сумел наладить жизнь в этом первом после оттоманского ига греческом государстве, утвердил там «мир, тишину и спокойствие», дал одну из самых, в то время, демократических конституций.

Провожали его иоанниты со слезами, колокольным звоном, с наградами, на которых писали: «Народы сии единогласно возглашают его отцом своим». Они давали его имя своим детям и обещали не забыть его заслуг никогда.

На островах имелась «Золотая книга», куда записывали деяния благородных нобилей. В «Золотую книгу» истории Греции должно быть записано и имя Федора Ушакова, ибо он освободил первую территорию Греции после падения Византии, он дал мир и согласие народу Республики Семи островов, заговорившей на греческом языке. Он защитил православие на этих христианских землях.

Особую возвышенную и духовную часть жизни прожил Федор Федорович в конце своего земного существования.

Он не случайно поселился вблизи Санаксарского монастыря, куда звала память и молитва старца Феодора, его дяди. Нет сомнения, что преподобный Феодор в своих молитвах просил Божиего заступничества за своего боголюбивого, Отечеству преданного племянника. А тот, в свою очередь, вдохновлялся духовным подвигом дяди и молился за него. И это их молитвенное общение никогда не прерывалось. Они и легли рядом в могилы, чтобы быть вместе навеки. Ныне их святые мощи покоятся рядом в храме. Оба они были воинами Христовыми и служили Господу на своих поприщах.

Моряк и монах — оба служили Господу и оба исполнили свой долг перед Отечеством.

Ушаков после похода писал отчеты, подводил итоги боевых действий, готовился доложить о них не только черноморским начальникам, айв столице самому императору. Ведь не могут же не интересовать его события на южном фланге Европы, там, где недавно кипели битвы с участием флота и войск России. Но Павел уже почти не интересовался прошлыми союзами, он переосмысливал первый период своего царствования, искал ответы, которые поставила перед ним в начале века история. Он уже не был столь категоричен в оценке действий Екатерины, пытался понять ее прошлые сомнения, особенно приемы и действия, которые приводили к победам и достижениям. Не ясно ему было, почему она была близка и русским дворянам, и Западу. Он уже знал, что слова и обещания иногда давались в ее время без труда, в отдельных случаях почти даром, а провозглашенные идеи часто воспринимались за их исполнения. Екатерина любила плотный фимиам лести и восторгов. Особенно приятно да, пожалуй, и необходимо было ей слышать гул восхищения при организации каких-либо новых начинаний и при выпуске важных указов и распоряжений. Многое, правда, из провозглашенного не осуществлялось, но след надежды и контуры предначертаний надолго оставались в памяти современников. Павел стал понимать, что Екатерину толкало к славословию не только тщеславие, но и политический расчет, ибо надо было создавать величавый образ перед державой, народом, инородцами. И тут лесть стихотворцев, выспренное славословие иностранцев, коленопреклонение масс русских льстили обществу, дворянству, чувству национальному, которое многие годы было не развито или угнетено и унижено. Гордость за нацию, которую, как считалось, олицетворяет императрица, заставляла примиряться с тяготами и недостатками. Победы в войнах, блистательный Двор, ореол заботливой правительницы и мудрой мыслительницы заставляли забывать о многих внутренних бедах. Об этом времени в одном издании было написано: