Леонид Млечин - Фрунзе

г) Редакционной коллегии «Нового мира» одновременно с письмом тов. Воронского опубликовать свое заявление о том, что, присоединяясь к мнению тов. Воронского, она считает напечатание этого рассказа явной и грубой ошибкой.

д) Снять Пильняка со списка сотрудников журналов «Красная новь», «Новый мир» и «Звезда» (Ленинград).

е) Запретить какую-либо перепечатку или переиздание рассказа Пильняка «Повесть о непогашенной луне».

ж) Поручить тов. Бройдо пересмотреть договор, заключенный Государственным издательством с Пильняком, в целях устранения из издания тех сочинений Пильняка, которые являются неприемлемыми в политическом отношении.

з) Поручить отделу печати ЦК распространить то же и на остальные советские издательства.

и) Предложить отделу печати ЦК дать печати закрытую директиву по вопросам, связанным с закрытием «Новой России» и изъятием пятой книги «Нового мира», особенно подчеркнув в ней необходимость строго соблюдать разграничение между критикой, направленной на укрепление советской власти, и критикой, имеющей своей целью ее дискредитировать.

к) Констатировать, что вся фабула и отдельные элементы рассказа Пильняка «Повесть о непогашенной луне» не могли быть созданы Пильняком иначе, как на основании клеветнических разговоров, которые велись некоторыми коммунистами вокруг смерти тов. Фрунзе, и что доля ответственности за это лежит на тов. Воронском. Объявить тов. Воронскому за это выговор».

Документ готовился в спешке. Название повести указано не точно. Да и само произведение Пильняка именуется то повестью, то рассказом. Но приказ ЦК был принят к исполнению. Главлит информировал все издательства: «Секретно. Предлагается вам впредь не допускать помещения произведений Б. Пильняка в толстых партийно-советских журналах и сборниках и вычеркивать фамилию вышеназванного писателя из списка сотрудников этих журналов».

В сталинской команде повесть Пильняка истолковали как попытку оппозиции опорочить генерального секретаря в разгар борьбы против Троцкого. Иван Михайлович Гронский, партийный работник, а затем редактор «Известий» и «Нового мира», утверждал: «Содержание «Повести непогашенной луны», по словам Пильняка, было ему подсказано троцкистами — А. К. Воронским, К. Б. Радеком и В. В. Полонским. Последний напечатал ее, не согласовав с двумя другими редакторами — И. И. Скворцовым-Степановым и А. В. Луначарским.

Этой повестью троцкисты намеревались нанести удар по руководству партии. Частично это удалось. По поводу этой повести я беседовал с Радеком и Воронским, ссылаясь на устное заявление Пильняка в разговоре со мной. Оба они подтвердили правильность заявления Пильняка. Я назвал повесть Пильняка идеологической диверсией».

И до появления повести в Москве поговаривали, что смерть Фрунзе подозрительна. Но сходились в том, что операция была плохо проведена и вина лежит на неумелых или плохо подготовившихся хирургах.

Нарком внешней торговли Леонид Красин, которого через месяц после смерти Фрунзе положили в ту же Кремлевскую больницу, пессимистически писал жене: «Лечиться здесь я всё равно не буду — особенно после того, когда на Фрунзе наши эскулапы так блестяще демонстрировали свое головотяпство».

И лечившийся за границей нарком иностранных дел Георгий Чичерин тоже вспомнил историю смерти Фрунзе, когда Сталин и Молотов уговаривали его вернуться домой, обещая медицинскую помощь столь же высокого уровня.

«Мой переезд никто удобно устроить не может, ибо тряска поезда и качка парохода неустранимы, — ответил Чичерин из Германии. — При случае приходится и на верную смерть ехать, можно и на почти верный паралич ехать, и эта пытка, каковой для меня являются тряска и качка, может быть необходима, но целесообразно ли? Публика будет говорить гадости, вспоминать непогашенную луну и прочее — желательно ли?»

У Пильняка в «Повести непогашенной луны» фактически речь шла о заговоре.

Когда Фрунзе скончался, писатель находился за границей. Вернувшись, узнал о смерти председателя Реввоенсовета, наделавшей много шума, и засел за письменный стол. В считаные недели повесть была завершена.

Многое Пильняку поведал редактор журнала «Красная новь» литературный критик Александр Константинович Во-ронский, давно друживший с Фрунзе. Они вместе работали еще в Иваново-Вознесенске, где Воронский редактировал ежедневную газету «Рабочий край». Потрясенный смертью старого друга и соратника, Воронский, похоже, и в самом деле полагал, что в трагическом исходе хирургической операции повинно политбюро, которое настаивало на том, что Михаил Васильевич должен активно лечиться.

Уже после выхода повести Воронский, оправдываясь, писал Горькому: «С высокими людьми после пильняковской вещи у меня довольно натянутые отношения. Меня обвиняют в инспирации Пильняка. Кое-что он, правда, узнал от меня, но в самом главном я неповинен».

Литературный критик Александр Константинович Воронский много сделал для развития отечественной словесности, но имел несчастье во время внутрипартийных дискуссий поддержать точку зрения Троцкого. В январе 1929 года Воронского арестовали и приговорили к пяти годам заключения в политизоляторе. За него вступился кандидат в члены политбюро Серго Орджоникидзе. Ограничились тем, что сослали Воронского в Липецк. Потом разрешили вернуться в столицу, дали работу. А в годы массовых репрессий, когда Орджоникидзе не стало, вновь арестовали и расстреляли…

У Бориса Пильняка, не имевшего медицинского образования, явно был врач-консультант, чьи оценки служили для него ориентиром. Возможно, ход операции, приведшей к смерти Фрунзе, писателю подробно описал профессор Дмитрий Дмитриевич Плетнев.

Профессор Института функциональной диагностики и консультант Лечебно-санитарного управления Кремля Плетнев был известным медиком, к его помощи прибегали самые видные люди в стране. Близость к власти оказалась для профессора губительной. Чекисты пристегнули его к первому делу врачей. 8 июня 1937 года в «Правде» появилось открытое письмо некой пациентки профессора Плетнева. По существу это был смертный приговор: «Будьте прокляты, преступник, надругавшийся над моим телом! Будьте прокляты, садист, применивший ко мне свои гнусные извращения. Будьте прокляты, подлый преступник, наградивший меня неизлечимой болезнью, обезобразившей мое тело. Пусть позор и унижение падут на вас, пусть ужас и скорбь, плач и стенания станут вашим уделом, как они стали моим, с тех пор, как вы, профессор-преступник, сделали меня жертвой вашей половой распущенности и преступных извращений».

Письмо опубликовали в главной партийной газете страны для того, чтобы подорвать репутацию профессора. Вскоре последовал арест. Плетнева и еще нескольких видных врачей обвинили в том, что они умертвили Горького и его сына Максима, а также председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского. В 1938 году Плетнева приговорили к смертной казни вместе с бывшим членом политбюро Николаем Ивановичем Бухариным, бывшим наркомом внутренних дел Генрихом Григорьевичем Ягодой и многими видными партийными работниками.