Петр Люкимсон - Саладин

Таким образом, в Салах ад-Дине словно слились присущая его отцу тяга к знаниям и духовности и свойственная дяде любовь к реальной, физической деятельности, к владению оружием, конем и своим телом. Временами одно начало преобладало в нем над другим, но в целом оба гармонично уживались друг с другом. Такое сочетание во все времена встречается не часто, ценится высоко, и уже только это предвещало мальчику неординарное будущее.

Хотя день сыновей Айюба Надж ад-Дина был заполнен до предела, и у них было не так много времени для игр, самое интересное в доме начиналось после магриба — закатной молитвы, когда братья вместе с сыновьями усаживались ужинать. Развалившись на подушках, братья вели беседы между собой, но по большому счету они предназначались для детей.

Это было продолжение уроков — на этот раз уроков истории, политики и военного дела. Айюб и Ширкух вспоминали, как ненавистные франки вторглись на «территорию ислама», как они огнем и мечом прошлись по мусульманским городам, как зверски, не щадя ни женщин, ни детей, вырезали всех мусульман и евреев Аль-Кудса — Иерусалима. Да и живших в нем своих единоверцев не особенно щадили, только потому, что те трактовали учение пророка Исы-Иисуса не так, как они.

Крестоносцы были для них не просто варварами и дикарями, но даже и не совсем людьми. Ведь они, с точки зрения мусульман, не только не мылись, не соблюдали правил элементарной гигиены, не ведали ни принципов справедливого суда, ни науки врачевания, но и занимались каннибализмом — варили в котлах и ели мясо убитых ими мусульман, прежде всего детей [19] О случаях каннибализма крестоносцев во время Первого крестового похода сообщают не только исламские, но и христианские источники, например историк Раймунд Ажильский. .

Такие рассказы были призваны наполнить сердца подростков ненавистью к врагу, с которым рано или поздно им придется столкнуться, и тогда не давать ему никакой пощады. Любопытно, что на подобных, но теперь уже бесконечно далеких от правды рассказах о евреях и христианах и сегодня воспитывается новое поколение в большинстве арабских стран.

Салах ад-Дин, как и его братья, слушал взрослых с содроганием сердца, и в эти минуты ему хотелось как можно скорее вырасти и вступить в бой с жестокими оккупантами, а затем гнать их всех до последнего из родной земли.

Возможно, именно тогда у него и родилась мечта стать освободителем Святого Иерусалима — Аль-Кудса. Того самого города, в котором некогда стоял Храм, построенный Сулейманом ибн Даудом (царем Соломоном); куда, по мнению мусульманских богословов, крылатый конь Эль-Борак принес пророка Мухаммеда, чтобы он вознесся на небо и там молился с другими великими пророками, и где великий халиф Омар построил мечети Куббат ас-Сахра (Купол Скалы) и Аль-Акса, превращенные нечестивыми франками в свои храмы.

Позже Салах ад-Дин признается, что верил далеко не всем рассказам отца и дяди. Например, он не мог поверить в то, что франки занимались каннибализмом, и был немало поражен, когда узнал, что факт этот задокументирован не только мусульманскими, но и европейскими историками.

Но означало ли это, что мусульмане, носители истинной веры и морали, должны уподобляться своим врагам в вероломстве и в жестокости по отношению к пленным, женщинам и детям? Разве проявление сострадания не является величайшей из добродетелей мусульманина?

Как увидит читатель, сама жизнь показала, какие ответы на эти вопросы выбрал для себя Салах ад-Дин.

А беседа тем временем текла дальше — братья переходили к обсуждению того, можно ли победить и изгнать франков, и сходились во мнении, что такая победа станет реальной лишь после того, как мусульмане перестанут грызться между собой и смогут объединиться. По меньшей мере, продолжал Ширкух, для этого нужно объединить силы Египта и Сирии. Ведь карта Ближнего Востока напоминает птицу: одно ее крыло — это Египет, другое — Сирия, а тело птицы — Святая земля с сердцем в Иерусалиме. Только тот, кто владеет обоими крыльями, сможет сделать Святую землю смертельной ловушкой для франков.

Надо заметить, что эта военная доктрина жива и сегодня. Именно она движет экстремистами из «Исламского государства», которые, увы, являют собой полную противоположность благородству и гуманизму героя этой книги. Потому-то, наряду с попыткой взять под свой контроль территорию Ирака и Сирии, они и развернули активные боевые действия и на принадлежащем Египту Синайском полуострове.

Понятно, что основные надежды на объединение и победу правоверных братья Айюб и Ширкух связывали со своим благодетелем, правителем Мосула и Алеппо Имад ад-Дином Зенги, получившим вдобавок прозвища аль-Зайн аль-Ислам (Краса Ислама) и аль-Малик аль-Мансур (Царь-победитель).

Когда в 1144 году Зенги взял захваченную крестоносцами за 46 лет до того Эдессу [20] Город в Северной Месопотамии; современный — Урфа, Турция. , это вызвало ликование всего мусульманского мира. В Баальбеке в честь этого события был устроен большой праздник, во время которого семилетний Салах ад-Дин вместе со всеми славил великого Зенги.

А спустя еще два года в город пришла черная весть о гибели атабека Зенги, убитого своим евнухом во время осады Джаабара — крепости, расположенной между Алеппо и Мосулом и не признававшей его власти.

Существует несколько версий этого события. По самой безобидной из них, пьяный в стельку Зенги, проснувшись посреди ночи, увидел, как евнух Яранкаш, христианин по происхождению, пьет вино из его кубка, разгневался, пригрозил утром его казнить — и снова заснул. Перепуганный насмерть евнух не стал дожидаться утра, изрешетил своего господина кинжалом и сбежал в осажденный город.

По другой версии, пересказываемой Тариком Али, напившись допьяна, Зенги решил потешиться с молодым воином, которому втайне симпатизировал Яранкаш [21] В период так называемого Восточного ренессанса гомосексуализм был очень распространен на мусульманском Востоке и в аристократических кругах не считался чем-то предосудительным. . Возмущенный тем, что столь чистый юноша стал жертвой содомского греха, евнух напоил охрану атабека, вошел в его шатер и убил как самого Зенги, так и его нового любовника [22] См.: Тарик Али. Книга Салах ад-Дина. Тель-Авив: Опус, 2003. С. 32. (Ивр.) .

Трудно сказать, какая из этих историй является правдой, но смерть Имад ад-Дина Зенги означала большую потерю не только для общего дела борьбы с крестоносцами, но и лично для Айюба ибн Шади Надж ад-Дина. Он предчувствовал, что после ухода Зенги в жизни его семьи грядут большие перемены, и оказался прав.

Впрочем, благодаря его уму и таланту дипломата эти перемены оказались не столь драматичными, как он опасался поначалу.