Наум Рейнов - Физики — учителя и друзья

Я, старший в семье, обязан был присматривать за братьями. Лет в десять получил и другое дело. Мать сшила мне матерчатую сумку с лямкой, чтобы носить ее за плечом. Лямка застегивалась блестящей пряжкой с царским орлом, которая составляла предмет моей мальчишеской гордости. Ею я хвастал перед ребятами, с которыми играл и совершал налеты на сады и огороды окрестных хозяев. А сумка предназначалась для костей. Я собирал их на улицах, на дворах и свалках, а мать сдавала владельцу мастерской, где варили клей.

Доход от костей был невелик, и в двенадцать лет меня отдали в услужение владельцу большого фруктового сада, находившегося километрах в сорока от Мелитополя. Там я должен был с утра до ночи гонять птиц, которые клевали черешню и другие фрукты.

Когда фрукты были собраны и в саду стало нечего делать, меня определили на работу в винный склад. Я был «мальчиком на побегушках». Работал по 14–16 часов в день, а получал 5 рублей в месяц и харчи. Спал, как полагалось, в коридоре на сундуке. Роста я небольшого, но сундук оказался еще короче меня, так что спать приходилось свернувшись. Но я засыпал сразу, едва дойдя до места.

Моим хозяином был почти неграмотный, но богатый купец. Считалось, что он торгует вином со своих виноградников. На самом же деле он скупал молодое вино в Бессарабии и в Крыму и привозил его в Мелитополь в сорокаведерных бочках. Этих бочек на складе набиралось сотни. С вином хозяин производил удивительные манипуляции. Из каждой бочки половину сразу же отливал и пускал в продажу. Молодое вино называлось бражкой. Шло оно недорого и пользовалось большим спросом. Дешевую бражку покупали и для свадеб, и для похорон.

Дальнейшие манипуляции производились обычно по ночам. Ополовиненные бочки доливали прямо из водопровода, подсыпали в них сахар и наполняли этой жидкостью бутылки, на которые наклеивали этикетки «Рислинг». Часть разбавленного вина превращалась и в «Кагор». Тогда в него добавляли сахар более щедро, а для цвета — еще отвар подсолнечника. Вина «высших сортов» — «Портвейн», «Херес» и другие — изготовлялись тем же способом, только в разбавленное вино подливали еще какие-то эссенции и спирт.

Прибыли хозяин получал огромные. В 1910 году, не знаю уж отчего, у него случился пожар. Сгорели и дом, и склад, и магазин. Но хозяин не разорился. Он быстро начал строить новый дом на широкую ногу и новейший лад — с водяным отоплением, электрическим освещением и электрическими звонками.

Мастеров, умевших проводить водяное отопление, в Мелитополе не оказалось. Их выписали из Екатеринослава. Работа водопроводчиков меня страшно заинтересовала. Я все время старался быть возле них — смотрел, как собирают батареи, нарезают стоны, когда мог, помогал им. Конечно, от хозяина здорово попадало, он гонял меня со строительства, но я при первой возможности возвращался, забывая о полученных подзатыльниках. И сам не заметил, как постиг премудрости водопроводного дела. А у электромонтеров научился делать проводку. Все это потом пригодилось мне в жизни.

Среди виноделов оказались хорошие люди, желавшие мне добра.

— Чему ты здесь научишься? — говорили они. — Только вино пить да покупателей обманывать. А у тебя не к вину, к железу способности. От этих труб и батарей силой не оторвать.

Виноделы рассказали, что в Одессе есть школа, где ребят обучают разному ремеслу, и советовали поступить туда.

— И делу научишься, и Одессу узнаешь. Это же какой город! Что ваш Мелитополь? Одесса — второй Париж!

Тут начинались восторженные рассказы о «маленьком Париже». Особенно меня поразило, что в Одессе ходят по улицам электрические поезда, которые называются трамваями. Вот бы мне их повидать! Я загорелся мечтой об Одессе. Бывая дома, одолевал отца:

— Отпусти меня туда!

Отец в конце концов согласился. Собрали немного денег. Хозяин виноторговли написал рекомендательное письмо. Но за учение в ремесленной школе надо было платить 40 рублей. Где взять такую сумму? Выручило благотворительное общество вспомоществования бедным. Оно согласилось заплатить за меня. Оставалось сдать вступительные экзамены, но они были несложными. Чего уж спрашивать с поступающих, когда выпускники ремесленной школы имели образование в объеме трех классов!

Одесса поразила меня не только трамваем, но и огромными пароходами, стоявшими у причалов, всей своей яркой и пестрой жизнью кипучего южного портового города. Подолгу торчал я на длинной деревянной эстакаде, где уголь из железнодорожных составов перегружался в трюмы больших закопченных пароходов. Теперь этой эстакады нет, она сгорела во время гражданской войны. А в те времена это было очень оживленное место. Пароходы везли из Одессы донецкий уголь вокруг всей Европы в Петербург. Видимо, это обходилось дешевле железнодорожных перевозок.

Я восторгался большими домами, стоявшими в центре шумного города, кружил возле чудесного здания городского театра. Попасть внутрь я не надеялся, но и смотреть на него снаружи было удовольствием.

По улицам города гуляли толпы роскошно одетых, на мой взгляд, людей. В садах и парках гремели оркестры. Прохожие казались веселыми и беспечными. У них не было забот, которые одолевали пятнадцатилетнего парнишку, приехавшего из Мелитополя. Нарядные горничные выводили гулять раскормленных собак. Говорили, что этих счастливых животных кормят шоколадом. Мне было не до шоколада. Я мучился неразрешимой задачей — где взять несколько рублей, чтобы прокормиться и заплатить за ночлег?

Наверно, пришлось бы бросить школу и возвращаться в «Драный угол», если бы мои родители не выхлопотали мне ежемесячное пособие в 5 рублей все от того же общества вспомоществования бедным.

И все-таки мне не удавалось сводить концы с концами. Признаюсь, что однажды я даже сбежал с квартиры, вернее с койки, которую снимал на Молдаванке. Хозяйка требовала денег, а у меня не оставалось копейки даже на кусок хлеба. Конечно, я вернул свой долг, но удалось это сделать не скоро.

Потом я стал получать бесплатные завтраки и обеды в школе. Такая милость оказывалась дирекцией немногим ученикам. Но кормили только в дни занятий, и то без ужина. В выходной надо было вообще питаться за собственный счет.

Едва отступали заботы о еде, как я замечал, что порвались мои единственные брюки. Вооружался иголкой и начинал их латать. Делал это обычно на берегу моря. Там можно было сидеть и без штанов.

Конечно, мальчишка остается мальчишкой. Я все равно не унывал и делил с товарищами их развлечения. В 1911 году в Одессе была открыта Всемирная промышленная выставка. Оставить ее без внимания я, понятно, не мог. Тем более, что всякие технические чудеса неудержимо привлекали меня. Дважды я с ребятами пробирался на выставку. Лазали через забор.