Наум Рейнов - Физики — учителя и друзья

В 17 часов стратостат благополучно приземлился возле Коломны, на берегу Москвы-рёки.

Весь полет проходил в благоприятных условиях и оказался весьма удачным. Он принес немало нового и для науки, хотя, конечно, не мог ответить на все вопросы, волновавшие ученых. Особенно интересными были данные о космических лучах. Выяснилось, например, что ионизация воздуха, вызываемая ими, с высотой быстро возрастает. Количество пар ионов на высоте 17 километров было в 200 раз большим, чем на поверхности земли.

После успешного полета первого стратостата мы еще некоторое время оставались в Москве. Я с Ильей Усыскиным работал в лаборатории Физического института. Экспериментировали, совершенствуя методы измерения на своей установке. Однако полет нашего стратостата откладывался. Погода испортилась, прогнозы оказались неутешительные, да и посылать второй аппарат сразу вслед за первым не имело смысла. Надо было глубоко изучить полученные результаты и внести определенные коррективы в дальнейшую программу исследований.

Мы вернулись в Ленинград и несколько месяцев продолжали там свою работу. В конце января, когда мы уже и не надеялись, вдруг пришло разрешение совершить полет. Начались спешные сборы. Илья Усыскин сердечно попрощался с товарищами, откровенно радуясь предстоящему полету, к которому так стремился. Разве могли мы тогда подумать, что видим Ильюшу в последний раз?

Стратостат «С-ОАХ-1» отправился в полет утром 30 января 1934 года. Перед этим ночью проверили все приборы, готовность экипажа. Все было в порядке.

— Как обстоит дело с балластом? — поинтересовался начальник Военно-Воздушных Сил Я. И. Алкснис.

— Взят, — доложил командир стратостата Федосеенко. — Если при снижении его окажется мало, будем выбрасывать те детали оборудования, которые станут уже ненужными. Не хватит их, сами выбросимся на парашютах. Приборы сохраним.

— В каком порядке будете прыгать в случае необходимости?

— Первым Усыскин, вторым Васенко, последним — я…

Во втором часу ночи экипаж пошел отдохнуть, а работы продолжались. Оболочка наполнялась газом и, стремясь ввысь, сперва походила на огромный гриб, а потом приняла форму груши. Бойцы, поднимавшиеся на юрких шарах-прыгунах, ощупывали швы. Все шло нормально. В 8 часов утра на поле появился экипаж. Федосеенко проверил все сам и доложил, что стратостат к подъему готов.

В 9 часов 07 минут стартовая команда отпустила поясные тросы и отдала гондолу. Ничем больше не удерживаемый, стратостат пошел ввысь. Через две минуты он скрылся в облаках.

В 9 часов 16 минут была принята первая радиограмма:

«Говорит „Сириус". Тысяча шестьсот метров. Температура минус три. Перехожу на прием».

«Сириус» — это был позывной стратостата. Подъем шел успешно. Уже в 10 часов 14 минут была достигнута высота 19 тысяч метров и превзойдено мировое достижение первого стратостата. А подъем продолжался. В 11 часов 42 минуты «Сириус» доложил, что находится на высоте 20 600 метров. В 11 часов 49 минут «Сириус» передал новое сообщение. Из него мы узнали, что слышимость прекрасная, производятся непрерывные наблюдения космических лучей. И здесь же стратонавты предупредили нас:

«Временно прекращаем прием и передачу, чтобы включить патроны для поглощения углекислоты».

И больше радиограмм от «Сириуса» не поступало.

Земля вызывала его, но тщетно. Лишь около 15 часов приемная станция недалеко от Москвы уловила какие-то сигналы, но столь неясные, что ни расшифровать сообщение, ни определить местонахождение стратостата по ним не удалось. А через час с небольшим произошла катастрофа. Гондола стратостата упала вблизи деревни Потиж-Острог Мордовской автономной республики. Все стратонавты погибли.

Как только пришло сообщение о гибели экспедиции, на место выехала специальная комиссия во главе с командиром стратостата «СССР» Прокофьевым. Изучив все материалы — записи участников экспедиции и сохранившиеся показания приборов, она установила, что после передачи последней радиограммы стратостат «С-ОАХ-1» продолжал подниматься и в 12 часов 33 минуты достиг предельной высоты 22 тысячи метров. На этой высоте он задержался до 12 часов 45 минут, после чего пошел на снижение. Записи в бортовом журнале велись регулярно до 16 часов 07 минут. Еще была пометка, сделанная в 16.10, но тут запись оборвалась…

Все записи показывали, что настроение у экипажа было бодрое, уверенное, он работал слаженно и успешно. По отметкам разбитого барографа установили, что прибор перестал действовать в 16 часов 23 минуты, очевидно, от удара. В этот момент гондола упала на землю.

Комиссия признала, что катастрофа произошла из-за того, что скорость снижения стратостата, начиная с высоты 12 тысяч метров, быстро и неудержимо возрастала. Экипажу не удалось ее уменьшить. Во время стремительного снижения стропы, по-видимому, начали рваться, было нарушено равновесие всей системы, и гондола, отделившись от оболочки, упала. Команда погибла при ударе о землю.

Так трагически закончился полет стратостата «С-ОАХ-1». Не только мы, друзья стратонавтов, люди, имевшие непосредственное отношение к подготовке полета, вся страна была потрясена гибелью героев стратосферы. Они вписали яркую страницу в историю борьбы человека с природой, добыли новые данные о столь важной для человечества области, но заплатили за это дорогой ценой — своей жизнью.

Постановлением Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР товарищи П. В. Федосеенко, А. Б. Васенко и И. Д. Усыскин были посмертно награждены орденом Ленина. Проходивший в те дни XVII съезд партии почтил память героев. По предложению президиума съезда урны с прахом отважных покорителей стратосферы были замурованы в Кремлевской стене.

Семь лет моей учебы в рабочей аспирантуре и в Политехническом институте были отнюдь не безоблачными. Иногда казалось, что мне просто не хватит сил. Домой я добирался уже к ночи и, не успев как следует выспаться, рано утром спешил в Сосновку. И так изо дня в день… Сколько раз возникал соблазн облегчить себе жизнь. «Ну что ж, останусь в лаборатории механиком, буду помогать ученым, это ведь тоже неплохо», — думал я в такие минуты.

И уж не знаю, хватило ли бы моего упорства довести учебу до конца, если бы не мои опекуны. Они не только консультировали меня по основным предметам, но и ревностно следили за моими успехами.

А консультанты у меня были такие, какими вряд ли кто мог похвастаться. По физике мне помогал Лёв Андреевич Арцимович, по математике — Яков Ильич Френкель, по химии — Николай Николаевич Семенов.

И если я на какое-то время остывал к учебе, мои шефы быстро подмечали это и начинали беспокоиться. Особенно настойчиво требовал от меня постоянного напряжения в учебе Лев Андреевич Арцимович, замечательный ученый, ушедший от нас в 1973 году.