Наум Рейнов - Физики — учителя и друзья

Особенно близко и хороню Я узнал Бориса Павловича в то время, когда мы занимались проблемой изотопов и нам приходилось работать вместе, порой сутками и неделями не выходя из лаборатории. Тогда для меня и раскрылись по-настоящему удивительные качества этого выдающегося ученого и человека. Он обладал ясным аналитическим умом и глубокой физической интуицией. Казалось, ему наперед известно, как пойдет тот или иной процесс, хотя налаживался этот процесс впервые.

Именно Борису Павловичу мы обязаны созданием в Физтехе нового большого отдела астрофизики, занимающегося проблемами, ставшими особенно актуальными, когда человек начал практически осваивать космос и проник в глубину Вселенной. Для астрофизических исследований Константинов широко использовал самые новейшие технические средства — и самолеты, и воздушные шары, и искусственные спутники Земли.

Константинов много работал над проблемой антивещества, то есть такого вещества, в котором все частицы заменены античастицами. Другие ученые лишь теоретически обсуждали вопрос о том, существует антивещество или нет, а Борис Павлович подошел к проблеме как экспериментатор, организовал разнообразные опыты.

Вопрос об антивеществе до сих пор остается спорным, однако античастицы существуют, это установлено наукой. Впервые ученые обнаружили их в космических лучах. Это был антиэлектрон, то есть электрон с положительным зарядом (у обычного электрона, как известно, заряд отрицательный), или позитрон, о котором теперь знает любой школьник старших классов. Когда появились мощные ускорители, ученые стали обнаруживать и другие античастицы — антипротоны (отрицательно заряженные ядра водорода), антинейтроны — нейтронные частицы, вращающиеся в противоположную сторону.

В ускорителях античастицы появляются на очень короткое время, и стоит им встретиться со своими парами — соответствующими частицами, имеющими противоположный заряд, как они начинают взаимно уничтожать друг друга, анигйлироваться, как говорят физики. При таком взаимном уничтожении частиц и античастиц выделяется огромная энергия. Подсчитали, что полграмма антивещества, если оно будет найдено, соединясь с равным количеством вещества, даст столько энергии, сколько выделила атомная бомба, сброшенная на Хиросиму.

Бориса Павловича глубоко интересовала проблема существования антивещества, перспектива его использования на благо людям. В пятидесятых годах он высказал смелое предположение, что антивещество надо искать в пределах нашей Галактики. Он изучал сложнейшие вопросы термоядерного синтеза и наряду с этим в последние годы своей жизни занимался такой, казалось бы, далекой от астрофизики и ядерной физики проблемой, как голография — новый метод получения объемных изображений, оптических копий и фотографирования различных быстродвижущихся предметов — самолетов, ракет и т. д. Константинов считал, что голография позволит получать изображения и столь малых частиц, каких не увидишь в электронном микроскопе.

Говорю об этом, чтобы подчеркнуть необычайную широту интересов талантливейшего ученого. Став директором нашего института, Борис Павлович как бы вдохнул новую жизнь в этот сложный научный организм. Он предоставлял ученым большую самостоятельность, избавил их от мелочной опеки, но активно поддерживал все новое, все перспективные направления. Его кипучая деятельность, его научные заслуги были широко признаны. Борис Павлович стал академиком, а затем вскоре и вице-президентом Академии наук СССР. Он являлся членом Ленинградского горкома партии, депутатом Верховного Совета РСФСР, занимал более 10 крупных выборных должностей. Ни к одной из них не относился формально, везде работал энергично, с душой, старался сделать все как можно лучше. И ведь никогда он, физик-экспериментатор, не забывал основного — своей научной, исследовательской деятельности!

Значение научных проблем, над которыми работал Борис Павлович, неоценимо, но его деятельность всегда имела и практическое применение. Думаю, не будет преувеличением сказать, что экономия, полученная народным хозяйством благодаря его заботам, превышает все расходы на содержание института за десятки лет.

Я не знаю, мог ли бы долго выдерживать такую нагрузку человек даже самого крепкого здоровья, а Константинов отнюдь не располагал им. В пору расцвета научной и организаторской деятельности здоровье этого необыкновенного ученого уже подтачивал тяжелый недуг. Мы знали об этом. Пользуясь правами старой дружбы, я несколько раз говорил Борису Павловичу, что надо щадить свои силы, отказаться хоть от части работы, которую он взвалил на свои плечи, просил внимательнее относиться к советам медиков. Борис Павлович слушал с улыбкой, обещал последовать товарищеским советам, но работа захлестывала его, желание сделать побольше было неодолимо, и он совершенно не щадил себя.

Вместе с женой Бориса Павловича Ниной Николаевной мы решили показать его одному старому врачу, в чье искусство и знания я очень верил. Этот врач не имел высоких званий, я познакомился с ним во время блокады, он тогда работал в санчасти Смольного и спас много людей. И вот мы с врачом приехали в Борису Павловичу домой. Несколько часов продолжался внимательный осмотр, затем старый доктор сел к столу и долго писал.

— Хотите жить? — обратился он в заключение к Константинову. — Тогда вот вам программа. — И подал свои рекомендации.

Примерно через год, почувствовав себя хуже, Борис Павлович признался мне:

— Очень жалею, что не смог вьполнить советов того доктора.

Не смог, потому что был захвачен, увлечен своей многогранной работой, и на этой работе егорел. Я не знаю, спасли ли бы его рекомендации старого врача недуг был тяжелым, но продлить свою жизнь Константинов бесспорно мог, если бы больше берег ее. Но он умел заботиться о ком и о чем угодно, только не о себе.

В последний раз я видел Бориса Павловича 5 июля 1969 года, накануне его шестидесятиетия. Он лежал тогда в больнице, а мне понадобилось срочно уезжать в Москву, и я решил поздравить его заранее. Лечащий врач разрешил пробыть в Палате лишь три минуты, — больной был слишком слаб. Я поставил на стол букет роз — цветов, которые Константинов очень любил. Он слабо улыбнулся, молча выслушал мои пожелания доброго здоровья и многих лет жизни. У него оставались уже не годы, а дни. 9 июля Борис Павлович скончался.

В моей памяти Борис. Павлович-остался не только как крупнейший ученый, но и как обаятельный человек, внимательный, заботливый товарищ, умевший помочь другим, поддержать в трудный час. Навсегда запомнилось сердечное участие, которое Б. Л. Константинов принимал во мне в то время, когда продолжительная болезнь уносила спутницу многих лет моей жизни Анну Михайловну. Борис Павлович тогда часто навещал наш дом, старался ободрить, отвлечь от тяжких дум. Его энергичную поддержку я ощущал и в другие сложные моменты моей жизни.