Ирина Стрелкова - Валиханов

Семипалатинскую крепость основали на исключительно удачном месте. Торговая слава города на Иртыше росла и проникала в глубины Азии. В 1851 году произошло событие, чрезвычайно благодетельное для Семипалатинска. Знаменитый путешественник и дипломат Егор Петрович Ковалевский проследовал через этот город в Кульджу и заключил там с китайцами взаимовыгодный Кульджинский договор, открывший для русской торговли Кульджу и Чугучак, где учреждались русские торговые консульства. Кульджипский договор поднял торговый оборот Семипалатинска до миллиона рублей в год, семипалатинский таможенный пост преобразовали в таможню первого класса.

Переправившись на тот берег, Чокан увидел, что разгневанный Густав Христианович распекает священника в парадном облачении.

— Почему не встретили колоколами?!!

— Колоколами, ваше превосходительство, положено встречать царя, а также особу царской фамилии, — пытался объяснить батюшка, не смея, однако, напомнить, что Гасфорт к тому же не православный, а лютеранин.

— Здесь я царь!

Наконец кто-то догадался увести священника.

Губернаторский поезд покатил по широким улицам, тонущим в сером мелком песке. Впереди грянули барабаны и литавры, Чокан увидел сквозь клубы пыли плац, строй солдат. Солнце палило нестерпимо, от песка под ногами несло жаром, как из пекла, строй штыков оставался идеальным.

Чокан вглядывался в красные, словно обваренные, лица солдат. Хоть бы не увидеть сегодня в строю Достоевского! Могли же они пощадить известного литератора! Да что там литератора… Он болен, с ним случается падучая… Чокан несколько раз провел взглядом по красным лицам, одинаково выделанным солдатской службой. Нет, не видать…

Адъютант семипалатинского губернатора Спиридонова, бывший гусар Василий Петрович Демчинский, уже с утра подвыпивший (что проясняло причины его перевода из привилегированного полка в семипалатинский гарнизон), обещал вытребовать Достоевского из батальона.

— Проще всего вам свидеться у меня на квартире… Мы с Федей… с Федором Михайловичем приятели.

Чокан растерялся. Что же это такое!.. Юнец, корнет армейской кавалерии привез писателю приветы и посылки от омских друзей. Так явись почтительно, вручи… Нет, вместо этого писателя Достоевского вытребуют из казармы. Ты зачем-то понадобился адъютантику генерал-губернатора, султану Валиханову, наглому щенку.

— Ерунда! — объявил в ответ на все его сомнения Демчинский. — Александра Егорыча Врангеля не знаете? Здешний стряпчий казенных и уголовных дел. Тоже приехал — и «ах, ах, неудобно». Ничего. Федя к нему явился, стал во фрунт. А теперь приятели…

Гасфорт в Семипалатинске принял депутацию азиатского купечества. Толмачил при деловой беседе Валиханов. Они вошли — степенные, знающие себе цену, в дорогих зеленых и малиновых халатах, в тюбетейках с замысловатыми узорами — по тюбетейке можно определить, из каких мест происходит азиатский купец. Чокан отметил, что казахов среди купеческой верхушки нет. Ка-эахи вели только мелкий торг, сатовку в степи. Степь — степняку, а города — иноплеменным. В городах только на самом дне скапливались обнищавшие вконец казахи из самых безродных, чьими главными достоинствами считались покорство и безотказность.

Беседу с Гасфортом вел от имени всех азиатских купцов ташкентец Букаш.

Переводя ответы Букаша на вопросы Гасфорта, Чокан все больше убеждался, что ташкентец — политик и дипломат, каких поискать. Букаш в курсе всех интриг, которые плетутся в Коканде, Кашгаре, Бухаре и Хиве. Ему известно во всех подробностях, что предпринимают «инглиз-адам» [49] Инглиз-aдам — англичане. , чтобы завоевать среднеазиатские рывки для своих товаров.

Неторопливые и обстоятельные ответы Букаша напоминали Чокану дневные записки азиатских и российских купцов, что сберегались в Омском архиве. Люди торгового сословия не умеют составлять маршруты, вычерчивать карты, вести топографические съемки. Но они знают дороги, обычаи народов, языки. У торгового сословия есть своя — и превосходная! — изустная география все еще не открытой европейцами Азии. Листы их памятных книжек пахнут дымом костров, бараньим салом и дорогими благовониями. Там записано, сколько пало по пути верблюдов и лошадей, сколько работников погибло смертью храбрых, сражаясь за хозяйское добро, а также померло в пути от холеры, оспы, чумы. И бог ты мой, что за перечень товаров!.. Ситец, зеркала, медные чайники, чугунные котлы, заступы, зонтики, чулки, умывальники, мишурный позумент, александрийский лист, жемчуг, ичиги с калошами, нитки, сапоги, купорос… Ода во славу торговли!

Чокан готов был толмачить беседу Гасфорта с азиатскими купцами хоть сутки напролет, но хвастающий своим деловым рвением Гасфорт и тот притомился, дал понять, что купцы могут приступить к изложению своих просьб.

Что ж… Не задаром же Букаш принес генерал-губернатору требуемый политический товар. У Букаша — да и у других купцов — осложнились отношения с казахами Старшего жуза. Раньше султаны обеспечивали торговому каравану необходимую безопасность, отряжали сопровождающих, а купцы за это подносили султанам подарки.

Добрые отношения давали купцам возможность пасти вьючный скот на урочищах, принадлежащих казахам.

— Но зачем одаривать бездельников-султанов, если теперь у купечества существуют добрые отношения с русской властью, охраняющей караваны? — Букаш просил Гасфорта законно отвести купечеству землю для пастьбы вьючного скота, заверял клятвенно, что у казахов пастбищ слишком много, куда больше, чем им нужно.

Обращаясь к Гасфорту с такой просьбой, Букаш знал, что она вовсе не проста. Земельный вопрос решал только Петербург. Гасфорт милостиво, но уклончиво обещал купцам свое содействие. Азиатское купечество торжественно удалилось, обсахарив Гасфорта первосортной восточной лестью.

Демчинский, как и обещал, вытребовал Достоевского из батальона к себе на квартиру.

Для Достоевского этот юноша с монгольским лицом, в мундире корнета армейской кавалерии прежде всего посланец Ольги Ивановны, названой сестры. Человек, которому можно довериться. Губернаторское кочевье прибыло в Семипалатинск как раз в ту пору, когда Достоевский возобновил попытки пробиться в печать.

Новые стихи «На первое июля 1855 года», ко дню рождения вдовствующей императрицы, пошли в Петербург через Гасфорта, однако не Дубельту, а военному министру, причем не ради печатания (хотя почему бы и нет?), а с ходатайством о присвоении Достоевскому унтер-офицерского чина. Густав Христианович не принадлежал к числу тех, кто согласен вот так, за здорово живешь, портить отношения где-то наверху. За хлопотами Гасфорта о Достоевском стоит чье-то очень веское на него влияние.