Евгений Новицкий - Леонид Гайдай

Как видим, Гайдай размышлял не только над перенесением действия в наши дни, но и над возможностью снять полнометражную комедию с единым сюжетом, в который были бы вплетены мотивы разных произведений. (Нечто подобное позже, в 1982 году, проделали сценарист Александр Хмелик и режиссер Николай Лырчиков в рамках двухсерийного телефильма «Безумный день инженера Баркасова»: в его основе пьеса «Парусиновый портфель», на фабулу которой нанизаны мотивы из других зощенковских произведений. Картина, однако, получилась довольно посредственной.)

В конце концов Гайдай благоразумно отказался и от осовременивания, и от насильственной привязки друг к ДРУГУ разнородных сюжетов. Уже на ранней стадии работы над фильмом режиссер определился, чего он хочет добиться, и поведал об этом в одном из интервью: «У Зощенко юмор — в лексике, в отборе слов, в самом построении фразы. Литературный юмор. Как это перевести на язык кино — кто его знает! Пока знаю только, что на экране появятся герои Зощенко и его современники, но увидим мы их — из наших дней, сегодняшними глазами. Три новеллы, три самостоятельные маленькие картины. И главный положительный герой — смех. Надеюсь, по крайней мере, что смех будет» {185} 185 Цит. по: Пупшева М., Иванов В., Цукерман В. Указ. соч. С. 333. .

Литературный сценарий был написан осенью 1973 года и получил окончательное название «Не может быть!». Однако к разработке режиссерского сценария Гайдай смог приступить только в начале 1974-го. Подготовительный же период работы над фильмом стартовал лишь 15 июля того же года.

Съемочная группа почти целиком состояла из людей, вместе с которыми Леонид Иович сделал две предыдущие картины: сценарист Владлен Бахнов, оператор Сергей Полуянов, художник Евгений Куманьков, композитор Александр Зацепин. Занятых же в картине актеров, как всегда, можно было поделить на «старую гайдаевскую гвардию» и новичков, впервые работающих с этим режиссером.

Гайдай очень надеялся, что хотя бы в этом фильме (после казуса с «Иваном Васильевичем…») у него снимется Юрий Никулин. Леонид Иович не держал зла на по-прежнему любимого актера. После того как Никулин твердо отказался сыграть в экранизации булгаковской пьесы, Гайдай был очень расстроен, но в итоге, как свидетельствует Нина Гребешкова, со смехом признавался: «Всё-таки хорошо, что Юрка не захотел играть в «Иване Васильевиче»!» Ведь, по убеждению Гайдая, другой Юрий — Яковлев — сыграл обоих Иванов Васильевичей так, что лучше и желать было нельзя.

В «Не может быть!» Леонид Иович уготовил Юрию Владимировичу роль отца невесты (новелла «Свадебное происшествие»), но артист по каким-то причинам снова не смог ответить согласием. Дальнейших попыток поработать с Никулиным Гайдай, насколько известно, уже не предпринимал. А роль хмельного папаши блестяще исполнил Георгий Вицин, другой фаворит режиссера.

Уравновешенный баланс между гайдаевскими любимцами и новичками в его съемочной группе особенно отчетливо виден в первой новелле — «Преступление и наказание». Две из четырех главных ролей исполняют Михаил Пуговкин и Нина Гребешкова, которые постоянно снимались у Гайдая еще с шестидесятых годов, а две другие роли сыграли Вячеслав Невинный и Михаил Светин. В «Не может быть!» режиссер работал с ними впервые, а затем продолжил снимать их в своих следующих фильмах. Так, постепенно с каждой картиной разрастался пул постоянных гайдаевских актеров.

Съемки фильма начались с первой новеллы — экранизации одноактной зощенковской пьесы «Преступление и наказание». Натурные съемки было решено проводить в Астрахани — во многом из-за сохранившейся там старинной булыжной мостовой — именно по ней Горбушкина (Михаил Пуговкин) везут к следователю на черном кабриолете. Снимали в течение сентября 1974 года. В октябре здесь же, в Астрахани, сняли натуру (естественно, уже на других улицах) и для второй новеллы — «Забавное приключение».

Двадцать восьмого октября в Москве состоялся худсовет, где обсуждались итоги астраханской экспедиции съемочной группы:

« Р. Буданцева (сценарист, редактор «Мосфильма». — Е. Я.): Стилистика найдена. Гребешкова хороша. Но не очень точно подобран актер на роль следователя — Поляков. Нужен характерный актер. Явная нарочитость у Пуговкина. Менее интересны планы с Далем. А вот песни хороши.

И. Шевцов (сценарист. — Е. Я. ): Меня смутила песня Невинного. Это вставной номер. Всё остальное хорошо.

К. Замошкин (главный редактор ЭТО. — Е, Я. ): Пуговкин в первой сцене ничего не нашел. Не решил ничего — вяловатая сцена. Пробы были интереснее. Пуговкин из материала выпадает. Не понравился мне милиционер. Кого он изображает? Чего-то ему не хватает. А вот Невинный понравился.

Л. Гайдай : В роли милиционера мы вынуждены снимать именно этого актера. Менять его уже не будем» {186} 186 Цит. по: Глоба П., Раззаков Ф. Указ. соч. С. 407–408. .

Как видим, годы шли, а претензии мосфильмовских худсоветов к Гайдаю в принципе не менялись. Режиссера уговаривали отказаться от уже утвержденных исполнителей. Одного и того же актера (в данном случае Пуговкина) могли ругать одновременно за вялость и за нарочитость. На песни навешивали ярлык «вставной номер». К счастью, Гайдай прислушивался к подобным рекомендациям лишь в очень редких случаях.

Причем Леонид Иович, как видно, не считал необходимым подробно отчитываться перед коллегами-доброжелателями. Эпизодические роли следователя и милиционера сыграли соответственно Лев Поляков и Раднэр Муратов, которых Гайдай уже задействовал для эпизодических ролей в прежних фильмах (с Муратовым он еще и вместе снимался в своей дебютной актерской картине «Ляна»). Гайдай всегда точно знал, что ему нужно, но перед худсоветом не чурался делать вид, как много случайностей и в его творчестве: мы, мол, вынуждены снимать именно этого актера. А ведь Муратов в роли милиционера загримирован практически под Буденного, так что реплика одного из членов худсовета: «Кого он изображает?» — не так уж безобидна.

Кстати, в заключительной новелле альманаха, о чем мы уже упоминали на предыдущих страницах, актер Готлиб Ронинсон почти недвусмысленно «изображает» самого Сталина — и это тоже сошло Гайдаю с рук. Едва ли эти отдаленно похожие карикатуры на главных деятелей описываемой эпохи следует считать скрытой политической сатирой. Кажется, это всего лишь тонкое комикование: милиционер образца 1927 года чем-то похож на Буденного, но, надо думать, на Семена Михайловича в то время вообще желали походить многие военнослужащие и работники органов внутренних дел. Точно так же рядовые партийцы, политработники вполне могли подражать Сталину. Поэтому решенные именно в таком ключе образы героев Муратова и Ронинсона всего лишь способствуют воссозданию колорита двадцатых годов.